Форум » Прочие персонажи » “Die Liebe ist die grosste Kraft…” » Ответить
“Die Liebe ist die grosste Kraft…”
Achenne: тот самый... вышпионенный Das Tier Категория: RPS (группы Atrocity и Das Ich) Пайринг: Alexander Krull/ Bruno Kramm, Stefan Ackermann/ Bruno Kramm Рейтинг: R? NC-17? Жанр: humor-romance, немного angst (мыльная опера, короче ) От автора: в данном тексте использованы имена реально существующих людей, но характеры, а так же события (за исключением действительно записанного в 1995 году совместного альбома Atrocity и Das Ich “Die Liebe”) - абсолютно вымышлены и не имеют никакого отношения к реальности. Автор не пытается вмешаться ни в чью личную жизнь и убедительно просит читателей не ассоциировать персонажей рассказа с их живыми прототипами. Все нижеследующее - просто фантазия. Не больше.
Ответов - 39, стр:
1 2 All
Achenne: Вечеринка в одном из самых «андеграундных» клубов Берлина была в самом разгаре. Неоновые вспышки протыкали глаза копьями. Народ извивался в движениях, больше всего напоминающих кататонические судороги. Танцем сие можно было назвать только с огромной натяжкой. Как и звучащее - музыкой: разобрать электронно-дарк-черт-их-знает-как-дальше запилы Александр Кролл, лидер группы Atrocity, и не пытался. Он неприкрыто кривился, разглядывая местную публику - «готическая» тусовка неимоверно раздражала дэтстера. Вырядились в кожу и какие-то дурацкие карнавальные костюмы и черт знает чего из себя изображают, - думал он, протискиваясь между тремя латексными девицами. Последние предприняли поползновение задержать Алекса, но хмурый вид металюлюги отпугнул их достаточно быстро. Вампирши фиговы, едва не фыркнул он вслед «готическим барышням». Дьявол, и вот эти - осмеливаются свысока смотреть на них, металлистов? Смех и грех. Романтики тьмы, маму их так-то... Кролл хмуро осмотрелся. Засунул руки в карманы нагло увешанной клепками куртки. Пускай готы недобитые разбегаются кто куда от злющего, как стадо бесов, дэтстера... а уж он покажет, кто тут вампир и нежить... Ха-ха. Так. А где же те двое, ради которых закаленный во всех кузницах ада металлист заявился во вражеский стан, причем без меча? По всем справкам, должны тусоваться здесь... Алекс вздохнул. В каком-то смысле, мир катился в тартарары. Лидер Atrocity четвертую неделю заслушивался неведомо откуда взявшимся (не иначе, сам дьявол на хвосте притащил!) - альбомом с многообещающим названием «Сатанинские Вирши»... Готическим. Ну да, гот-индастриловым. Но от этого не намного легче, правда? Особенно, когда ты считал своим признанием брутальнейший дэт-металл... а тут - не можешь себя заставить поломать проклятый диск на кусочки, разорвать строгую темную обложку - без трупов и морей крови, просто темную, словно сомкнутые веки... И готов выть от зависти и восхищения - выть, как стая оборотней в полнолуние, как черный священник, увидевший, как соперник куда успешнее исполняет сатанинский ритуал... рвать вены - от бессилия... Найти. Прибить. Ну, хотя бы просто найти. Приблизительно неделю назад, Кролл понял, что крыша у него плавно и аккуратно съедет, если он не выловит этих клятых готов. Он стал наводить справки о странной группе с вызывающе философско-нигилистским названием - «Эго», «Das Ich». «Куда оригинальнее, чем «Злодеяние» («Atrocity»), не так ли?» - шептал гнусный внутренний голос... и Алекс резал края ладоней злополучным СD... но снова включал запредельно-мрачные, щемящие - до агонии - и совершенные мелодии... Информации особо много отыскать не удалось. Два каких-то типа, вроде как немцы. Естественно, раньше не встречались - ибо, где обретаются металлисты - готы ни ногой, и наоборот... Мельком видел Алекс фото лидера - скрипнул зубами от ярости, вот ведь повезло - живой скелет, хоть сейчас в фильм ужасов, и гримироваться особо не надо. Впрочем, гораздо больше Алекса интересовал автор музыки... этой адской, адской - такой непроглядной, ледяной, точно могильные провалы - музыки... И, разумеется, представлял он его жутким монстром, Сатаной во плоти. Иначе и быть не может. Звучащее «долбилово» заставило Кролла поморщиться еще раз. Женская половина танцующих медленно, но верно оголялась, попутно обжимаясь с размалеванными мужиками. -Уроды, - пробурчал он. - И музыка дебильная. Наверное, громко - даже для дикого шума в клубе. Потому, что кто-то засмеялся за его спиной: -И верно, дебильная. Александр обернулся, заранее готовый защищаться от наездов готов. Этих созданий терпеть не мог - морду бить не станут, зато заплюют презрением... а, чтоб их... Наверняка очередной латексовый даун издевается... «Ну, по крайней мере, не латексовый», - подумал Алекс, с полминуты рассматривая смеявшегося. Невысокий полноватый молодой человек, впрочем - нормальным парнем его трудно было назвать, типичный «готический» андрогин - косметика на круглом лице, брови выщипаны, волосы довольно длинные, и пушистые, как у девушки. Зато хоть одежда почти «цивильная», разве черная. Будь здесь ребята из Blind Guardian - непременно окрестили бы хоббитом. Фродо Бэггинс, блин. -А дебильная потому, что каждый из них попросту повторяет одни и те же «фишки», одни и те же сэмплы из песни в песню. Если сравнивать два любых альбома - выйдет, что абсолютно одинаковые, - «хоббит» задумчиво отхлебнул пива из горлышка. До Алекса дошло, что гот совершенно не собирается закидывать его дохлыми кошками или пустыми бутылками. -Да все это поганая танцевальщина. Электронная поделка, фальшивка, - встал в позу Алекс. - Без бас-гитары и живых инструментов вообще музыки быть не может... Он запнулся. Исключение жгло карман. -Металлист? - вздернул бровь собеседник. -Угу, - буркнул Алекс. - Александр Кролл, группа Atrocity. В готическом клубе объявить такое - все равно, что в разгар холодной войны было при коммунистах признаться, что ты американец. Atrocity. Не какой-нибудь там пауэр, или даже блэк - а своего рода высшая ступень металла... Дэт. Ща начнется... -Приятно познакомиться, - невозмутимо протянул руку гот. - Бруно Крамм, Das Ich. Челюсть Алекса свесилась под просто-таки неприличным углом. И вот этот «Фродо Бэггинс» - автор замогильной жути, что цепями и гвоздями распяла сурового дэтстера?!.. Мир и впрямь катится в тартарары... Алекс сжал ладонь гота, целиком поместившуюся в его руке, безуспешно пытаясь скрыть изумление. Бруно, конечно же, заметил: -Я что-то не то сказал? - он опять усмехнулся. -Э... просто... - сглотнул Алекс. И не нашел ничего умнее, как вытащить из кармана диск. И протянуть его автору. Осталось только попросить автограф, съехидничала часть алексова сознания. -Вот как? Металлисты ныне слушают готику? - Бруно повертел диск. Лазерные лучи отразились на пластмассе, но обложка выглядела еще темнее, чем обычно. Алекс опустил голову. Тупое положение. Только что изображал из себя крутейшего поборника «настоящей» музыки, а теперь признаваться, что просто-таки... (влюбился?) оторваться не можешь от синтезаторных проекций полуночи... Отлично, а что он собирался делать? Не убивать же впрямь автора... найти - да. Ну вот, нашел. Радуйся. -Э... ну, я... Он сглотнул. Несколько раз, ведь сумасшедшая мысль уже соскальзывала с языка, только как высказать... Да черт с ним. Не боится ведь он - злобный дэтстер - милашку-андрогина, верно?.. Если что - развернется и уйдет, плевать. -Да. В смысле, крутая штука. Ну, музон, - ткнул в «Сатанинские Вирши», снова набрал воздуха в легкие. - И я тут подумал - может, нам записать вместе альбом, - офигевая от собственного нахальства, брякнул Алекс. - По-моему, вышло бы неплохо. (Ага. Щаз. Лев с ягненком и все такое). Реакции пришлось ждать довольно долго. ...В первое мгновение Бруно порадовался, что на сей момент пиво в его бутылке закончилось - иначе, обязательно подавился бы. Совместная работа?.. С дэт-металлистом?.. Смело, ничего не скажешь. Очень смело. Бруно оглянулся на по-прежнему конвульсивно дергающуюся тусовку. Однообразные ритмы всех устраивали. Так же, как этих металлистов устраивают скучные зубодробильные гитарные риффы... Изысканность (ныне почти выродившаяся, к сожалению) готики и горячая кровь металла. И немного индустриального каркаса - начать с ремикса... скажем, на Laibach... Эй, он что - уже думает, как срабатываться с этими «злодеями»?.. Он - Бруно Крамм, потомственный музыкант, наотрез не признающий брутальное металлическое рычание за удобослушаемые звуковые эффекты?.. Забавно... действительно забавно... И смело. Давно пора бросить вызов снобам, вечно выясняющим кто «истинный». Снобов хватает по обе стороны баррикад - и такой мезальянс был бы революцией... Бруно улыбнулся накрашенными черной помадой губами. Пока - себе... а потом и Алексу... двухметровый металлюга стоял перед похожим на плюшевую игрушку готом навытяжку... -Пожалуй, это неплохая идея, - выговорил Бруно. - Мне нравится. Положительно нравится. И, я уверен, что Штефан возражать не станет... Снова улыбка. Алекс ощущал, как дыхание возвращается к нему. Дурацкое состояние... неужели ему так важен этот совместный проект?.. Да. А еще... -Здорово, - прежде, чем додумать мысль до конца, выдохнул Алекс. - Я пива закажу - отметить, окей, Бруно?.. Крамм снова улыбнулся: -Не откажусь. За успех, да? -Ага, - перезвон стекла. Улыбка в ответ. Ему ужасно идет улыбаться, подумал дэтстер... и тряхнул головой, чтобы отогнать постороннюю мысль. Музыка. Просто совместный проект. Ничего кроме. -За успех, - сказал он. *
Achenne: ...Позже Бруно думал, что все первый (предварительный) контакт дуэта Das Ich и группы состоялся _уникально_ удачно - учитывая, все особенности обеих сторон. Правда, алексова компашка неудержимо ассоциировалась с толпой пещерных людей, особенно барабанщик - ему бы дубинку в руки, а не барабанные палочки, и можно совершенно спокойно отправлять охотиться на динозавров. Динозаврам шанса на выживание не останется. Впрочем, «пещерные люди» были вполне любезны, хоть Бруно и ощущал поначалу капельку презрительные взгляды «сверху вниз»: Алексовы «злодеи» как на подбор были не ниже 1.90 см, и он со Штефаном на их фоне смотрелись просто-таки первоклассниками. Алекс представил своих «ребят» по очереди. Дасиховцы назвали себя. Затем, Алекс и Бруно принялись выкладывать свои гениальные идеи по поводу записи совместного альбома. «Дикари» усмехались. Самого Бруно данное обстоятельство не волновало нисколько - он понимал: не все сразу, и идеей надо еще заразить... зато Штефан насмешки заметил, моментально насупился и засунул руки в карманы... а Алекс состроил своей группе страшнючую рожу: мол, только попробуйте чего ляпните, узнаете, кто тут главный. Очевидно, лидера своего банда «злодеев» уважала, поскольку мигом переключилась на «серьезный» тон. Во всяком случае, на восприятие идей, а не демонстрацию, кто здесь круче. Благодаря Алексовой «дрессировке» и обаянию Бруно самого опасного подводного рифа - демонстрации «крутости» - удалось благополучно избежать. Под конец даже Штеф вступил в разговор - именно с Алексом. Оказалось, что у «злобного дэтстера» и «чокнутого гота» довольно много общего. Два вокалиста принялись негромко, но достаточно увлеченно обсуждать различные темы - от стилистики исполнения, до последних сплетен. Включая политику и дефилирующих мимо девушек. Бруно ликовал. Дело сделано. Осталось за малым - записать собственно альбом. ...Странно Штефан себя чувствовал. Он не слишком любил заводить новые знакомства - стеснительный, фигурой и поведением похожий на хмурого подростка, он умел выражать себя стихами - и на сцене, но никак не в реальной жизни. Вместе с тем внутренне он был гораздо сильнее Бруно, осознавал это - и как бы опекал своего обаятельного, но немного слабохарактерного напарника. Так уж повелось... и сейчас Штефан кожей чувствовал некий контакт - висит в воздухе, точно сигаретный дым. Контакт между троими. Алекс. Бруно. И он... Этот металлист вроде бы и неплохой парень - редкий случай, чтобы Штефану не хотелось поскорее удрать и оказаться в одиночестве, или же - наедине с лучшим другом. И все-таки... Происходит. Что-то. Обсуждение музыки давно перетекло в рассказывание анекдотов. Большинство из них, правда, обладали весьма обширной бородой, но тем не менее весьма забавны. Сигаретный дым сгущался. Штефан обнаружил, что его собственная пачка зияет пустотой - и щедрый Алекс тут же поделился солдатскими, но тем не менее вполне пригодными к употреблению американскими Malboro. Сизое марево стягивало их, и словно под из-под кожи выступали тайны. Только Штефану пока не удавалось прочесть... Действо - картина, застывшая и - предвещающая что-то... Гремящие пивными банками «злодеи». Кто-то рассказывает очередной анекдот. Хихикающий Бруно... и Алекс, взирающий на него с каким-то непонятным выражением лица. Иерогриф, начертанный зажженной сигаретой. Изрезанные клочки бумаги - конфетти... прочитай эту книгу, и вступи ее героем. Наваждение. Штефан стряхнул его: Алекс обратился к нему, спрашивая что-то о впечатлениях от последних гастролей. Сигаретный дым немного рассеялся. Пока. *
Achenne: -Заходи. Это моя студия, - с нескрываемой гордостью в голосе объявил Бруно. Алекс последовал за ним. -А чего я один-то? Может, мне ребят позвать?.. Бруно вздрогнул. Только вот толпы здоровенных волосатых дэтстеров в его уютной студии и не хватало. Уж лучше медведи из цирка - меньше шансов, что после них дорогая аппаратура превратится в обломки. Нет, на самом деле, не так все плохо... но момент участия «банды» он предпочитал потянуть подольше. -Они пока не нужны, - сообщил Бруно, пока Алекс осматривался в помещении. - Сегодня нам предстоит черновая работа, наброски. Попозже придет Штефан - ну, мой напарник, тогда запишем его часть... Он замолк на середине фразы. В тот вечер, когда они «знакомились» в первый раз и обговаривали планы - вернее, после собственно «собрания», Штефан был каким-то... другим. Но за традиционной молчаливостью Бруно так и не разгадал подтекста... -А клево тут у тебя, - выдал Алекс. Действительно, студия с до зубной боли «готическим» названием «Пляска Смерти» (Dance Macabre) производила впечатление - даже не столько тщательно отобранной, ультрасовременной и профессиональной техникой, сколько характерным изяществом обстановки - строгим, мрачным, и в то же время... Чувственным. Как вампир в гробу, он мертв - но губы алые, и влажные, и ждут поцелуя... такой жестокой нежности... Проклятье, что за идиотские ассоциации? - Алекс быстро отвернулся от Бруно, от созерцания вотчины «вестников апокалипсиса», как обозвали дасиховцев в некоей весьма бездарной ревьюшке, и принялся с повышенным вниманием изучать технические характеристики какого-то американского синтезатора. -Да, клево, - повторил он. -На самом деле, могло быть и лучше, - вздохнул Бруно. - Тесновато, акустика неважная. У меня мечта: купить настоящий средневековый замок, жить там и разместить всю технику. -Вот как? - хмыкнул Алекс. - По-моему, неплохая идея... Еще бы. Фродо-Бэггинс-граф-Дракула. Мда, список метафор и сравнений, применяемых к Крамму множится с неслыханной скоростью... И какого дьявола Алекса все время тянет пялиться на этого гота?!.. Вот сейчас тот что-то настраивает, надел наушники - забавно выглядит, и тушь капельку растеклась. Так и охота подправить... Своей бывшей девушке Алекс подправлял макияж. Смешно. При чем тут она?.. Хотя... предположим, сходство есть. Та тоже была полненькая и с пушистыми волосами... да вот только Бруно-то вроде мужчина... не так ли? Он кашлянул. -Слушай, я ведь только один ваш альбом слышал, - вдруг сказал он. - А можно другие взять послушать. -Разумеется. С разрешения хозяина Алекс сунул в карман три пластиковых квадрата, уже предвкушая, как будет слушать дома. Его взгляд задержался на обложке одного сингла, с говорящим названием «Stigma»: на ней губы Бруно почти смыкались с губами Штефана. Алекс снова кашлянул. -А зачем тебе тут пианино? - внезапно задал вопрос лидер Atrocity. Довольно старенький и потертый инструмент вопиюще, по его мнению, не вписывался в технократическое царство профессионального музыканта. Бруно снял наушники. В темных миндалевидных глазах отражались отблески монитора. Он подошел к пианино, и прикоснулся к нему - и видно было, что как к живому относится, как к другу... -Я всегда сочиняю музыку на нем, - ответил он негромко и со странной серьезностью. - Машины - могущественны, это правда. Зато в пианино есть душа, - он открыл крышку... пробежался - легонько, беззвучно, чтобы до времени не разбудить - по клавишам. Алекс сглотнул. Наверное, сумерки сгущались за окном... подобно, как в те бесконечные ночи, когда он слушал диск с черной, словно небо мертвой галактики, обложкой, и сходил с ума... наверное, что-то слегка - нет, не слегка, а очень неправильно, но ведь так охота стиснуть ладони эти - в своих... Не отдавать. Ни пианино, ни кому-то еще. Алекс закусил губу. Сумерки, прошептал он. -Что? - вскинул голову Бруно. -Ни... ничего, - смутился дэтстер. - Мы репетировать будем или как? -Ну, у меня-то все готово, а вот Штефа где-то нет... Ладно, давай пока займемся ремиксом на «Die Liebe», - он снова сосредоточился на своей технике. Алекс занял позицию у микрофона. ...Приблизительно через полчаса музыкальных экзерсисов Крамм не выдержал. -Алекс, - вкрадчиво обратился он к напарнику. - А рычать, как собака, у которой кость отбирают - это совершенно обязательно? Лидер Atrocity поперхнулся недопетой фразой. Утвердительно тряхнул шевелюрой а-ля викинги-воины и пирсингом в носу: -А чего? Я всегда так исполняю, - только уважение не позволило ему добавить колкость в адрес «рафинированного» гота. Бруно мученически потер виски и потянулся за сигаретами, демонстрируя всем видом - пора сделать паузу. Предложил Алексу, тот молча взял одну. Н-да, зря он вообразил, будто работа с дэтстером окажется сплошной забавой. Слишком разный подход. Алексова манера пения ему не нравилась: и мелодии не слыхать за «брутальным» хрипом, и эмоции на нуле, и из рваного лайбаховского ритма выходит клонированное «рубилово», которым только детей в яслях пугать - никакой аранжировкой не спасешь... Все словно на одной тональности. Но он понимал, что спорить с упертым металлистом - проще с теми десятикилограммовыми цепями, что на нем понавешаны... -Ты ведь о любви поешь, - только и заметил он. Очень тихо. - Die Liebe ist die grosste Kraft... Будто иголка под ноготь... Алекс выронил свою сигарету, благо еще не зажженную. «О любви поешь». По живому резанул, а? Семнадцать дьяволов, что за бред сегодня с ним? Словно пьян - хотя и не пил ничего, а руки не слушаются, и голос чужой. -А тебе не понравилось? - Алекс подобрал пахнущую табаком и ментолом трубочку. Вообще-то Алекс ментоловые не признавал, но тут аромат дурманил, будто марихуану запихали... Немного сизого дыма в ответ. Подбирает слова, понял Алекс. Эх, а вот в его группе не больно-то выбирали выражения. Он припомнил семнадцатисложные ругательства, которые сыпались на головы барабанщика и ударника из его уст. И наоборот. Лучше уж сразу высказать, чем чертова корректность. -Чувствуй, - снова тихо, едва ли не шепотом говорил Бруно. Почти совсем стемнело, но зажечь свет не приходило в голову. - Чувствуй. Я видел другие тексты, твои - про мертвецов, культ Смерти и кровавые ритуалы. Нужно, чтобы ты не просто рассказывал страшную сказку - а стал ее героем, понимаешь?.. Только так тебе поверят… -Да, - кивнул Алекс. Он забрался на подоконник, выглянул в окно. Там Берлин подводил итог очередного дня, и одновременно пробуждалась жизнь не-света... та, к которой принадлежали они. Он и Бруно. Понимать становится легче, когда наступает ночь. А потом каким-то наитием, словно выплескивая часть дурмана, или же требуя новой порции: - А ты… покажи, как ты чувствуешь, а? Прямо сейчас... я хочу просто послушать... Сыграй ту твою вещь, ну... с альбома... про танец смерти... -«Каин и Авель»? - уточнил Бруно. Просьбе он совершенно не удивился. Темнота разматывала бечеву соприкосновения. Солнечные лучи - это вериги, но ближе к полуночи они тают. -Да, - снова сказал Алекс. -Без вокалиста? Штефан что-то задерживается... может, подождем его?.. -Сыграй. Бруно погасил недокуренную сигарету. Из аппаратуры не «спал» только один компьютер плюс синтезатор, но больше и не надо. Он замер, словно настраиваясь на ведомую одному ему волну, где инопланетяне или падшие ангелы вечно ткут серебристое нотное покрывало. Всматривался - словно бы в Алекса, и тот снова сглотнул несколько раз подряд, засовывая руки в карман косухи... но на самом деле - мимо него. В огни и пустоту Берлина, в прохладное прозрачное небо. Невидяще. Мимо звезд и окровавленных криков города. Мимо всего. Бруно заиграл. Без голоса вокалиста это было похоже на шторм, где исполинские валы набегали и колотились, колотились о скалы, и молнии - божественного ли гнева на первого в истории человечества убийцу - Каина, или же смеха Сатаны, упивающегося очередной победой, - расчеркали и студию, и словно бы затронули берлинский флегматичный покой, и весь мир осыпался обугленным стеклом. Безумная энергия вырвалась черным торнадо, сметая все на своем пути. И было это торнадо - красотой... »... und tanze tanze tanze tanze...» Алекс сполз с подоконника. Его била дрожь. Замораживающая жуть - таково второе имя совершенства. Ибо совершенство - это Смерть. «tanze den Tanz zum Tod...» Всемогуще билась неспетая ныне вслух фраза в венах и разуме Алекса. И точно зачарованный, он наблюдал за Бруно. А тот не ассоциировался более с хоббитом, но с демоном - словно музыка бездны вылепила облик его по своему вкусу, немного болезненно заострив черты лица. Вестник Апокалипсиса. Без преувеличения. Алекс придвинулся. Впитывая музыку... но не только. Он воспринимал только Бруно, сейчас совершенно не принадлежащего миру смертных, и к горлу подкатывал комок, похожий на звериный голод. Танцуй, Каин... - диктовала песня. И сумрак. Несколько шагов. Берлин, будто расколоченный вдребезги со всей его скукой - позади. А у Бруно тушь еще сильнее размазалась, кажется, от слез... Слез? Веки сомкнуты, не поймешь... но, наверное - нельзя так далеко шагнуть за предел, и не страдать при этом, даже если ты наслаждаешься своей болью... И губы сжаты, напоминая шрам. И пальцы мечутся по клавишам, словно в агонии. И Алекс ближе, ведь (танцуй, танцуй и будь безумен - пока не умрешь, но это хорошо...) мрак сгустился. Бруно похож на его девушку, которая бросила его... плевать, что бросила... Бруно лучше... Или - на демона, только демоны - это высшие из ангелов, слишком свободные и прекрасные для Эдемского сада. ...Неважно. Он, Алекс желает заполучить это живое чудо. Любой ценой. Он добьется. Он хищник. (танцуй, танцуй... до смерти...) ...Горячее дыхание обожгло его. Полубессознательно Бруно прильнул к источнику тепла. Не слишком отдавая себе отчета в том, что делает... Виньетка сумасшествия - губы человека, пришедшего в его студию, человека, которому Бруно отдал самое дорогое, что у него есть - его музыку... и тот благодарил за драгоценный дар. (Что ты делаешь, Алекс?!) Но трезвая часть разума беспомощно погасла. Искры не выживают в вечной Тьме - с большой буквы, и она заползала в вены... Находить клавиши становилось труднее, потому что жадный рот Алекса упорно сливался с его губами, точно и впрямь лидер Atrocity был вампиром, наконец-то добравшимся до вожделенной жертвы. И жертва не возражала. Мускулистые руки стиснули Бруно, отталкивая от синтезатора. Своего рода святотатство - ибо Алекс словно заявлял всем богам и дьяволам: мне принадлежит Бруно Крамм, а не кому-то из вас. Последний недоигранный аккорд замер вопросительным знаком. За окном стукнулся в стекло порыв ветра, и на долю секунды Бруно охватила едва ли не паника - таким крохотным и слабым он ощущал себя рядом с Алексом... и еще, до него дошло, что происходит... Поцелуй проникал все глубже. Точно дикий зверь, Алекс слегка покусывал губы Бруно - разгорающимся торжеством. Он хотел этого с самого начала, пронеслось в голове Бруно. Отлично... а как насчет его мнения?.. Объятия смыкались. Первобытный диктат превосходства, горьковатая смесь запаха пота, кожи и мужского дезодоранта. Бруно понимал, что еще через секунду будет поздно что-либо исправлять, даже если он вздумает протестовать. Никогда особо не отличавшийся физической силой, он попросту не справится с двухметровым накачанным металлюгой... Бруно умел играть чужими душами, призывая мелодию преисподней, словно платиновым резным мечом вырывая сердца, а теперь сам попал в свою ловушку. Алекс был стихией. Алекс был всевластием. Цепи и вздутые мышцы, агрессивные ласки - того гляди, сломает позвоночник хрупкому готу, погрузил руки в пушистые волосы, а зубами все больнее терзает... -Тебе больно? - расстояние в миллиметр отшвыривает лидера Atrocity в кипящую серу. Она давно хлещет в его артериях, но если Бруно оттолкнет его... Нет! Бруно не отвечает. Только бережно проводит по груди партнера... партнера? И не больно ему - пускай Алекс делает, что вздумает. Оказывается, восхитительно это - просто сдаться дикарской и искренней силе. -Нет, - пальцы Бруно скользят под кожаную майку дэтстера. - Мне не больно. Мне очень хорошо. На самом деле, по щеке стекает алая ниточка - Алекс прикусил довольно чувствительно. Он просто не чувствует незначительной боли. Ничего, кроме сладкого угара, темного и пульсирующего в каждой клетке, словно от дозы экстази... нет, лучше... гораздо лучше. Die Liebe ist die grosste Kraft... -Ох... - выдохнул суровый дэтстер. Желание скручивало в болт, и он рванул черную шелковую рубашку Бруно. Пуговицы разлетелись с жалобным, похожим на перезвон бубенцов, отзвуком, и сама ткань соскользнула. - Ты - мой... Ночная прохлада контрастом накинулась на Бруно. Он вздрогнул от неожиданности, а потом от шершавой влаги в районе ключиц и груди - это Алекс, будто в молитве встав перед ним на колени, принялся вылизывать его. Сейчас он укусит меня, подумал Бруно, - и сделает вампиром... ха... Он улыбался, ибо наслаждение перечеркнуло любые возможные последствия. Танцуй до смерти - почему бы и нет? И ныне самый восхитительный танец... Правда? В чем-то он оказался прав: садистские наклонности Алекса разыгрались не на шутку. Похоже, тот упивался своей властью над хорошеньким андрогином, периодически срывая зубами нежную кожу. Но Бруно не сопротивлялся... потому что Алекс тут же вылизывал ранки, преданный, как пес. На самом деле пес был волком. -Ты мой, милашка... мой, - шептал Алекс. - Просто копия Эми, так звали мою бывшую... ты дико смахиваешь на девчонку, знаешь ли... Эми меня кинула, но ты дашь ей сто очков вперед... Горячечный шепот пролетал по касательной, Бруно не слушал совершенно, удовольствие растворило его в себе целиком, и он только гладил легкими движениями, точно подбирая мелодию, напряженные мышцы Алекса. Потом, закономерным переходом, Алекс расстегнул ремень на кожаных брюках. Остановился: -Бруно. Ты ведь не боишься... ну... -Продолжай, - успокоил его Бруно. На самом деле, он боялся. Он плохо переносил боль, недаром пытался иссечь ужас перед нею своей музыкой... Но сегодня... сегодня хотел идти до конца... словно танго дотанцевать... с Алексом. Целиком. Die Liebe... ist die grosste Kraft... *
Achenne: Штефан Акерманн опаздывал. Он ненавидел опаздывать, но сегодня ему трижды крупно не повезло: поссорился с приятелем, тот задержал аж на час; куда-то засунул и три часа не мог найти ключи от машины, а в довершение всего угодил в пробку, где проторчал полвечера, громко ругая окрестных водителей, судьбу, Бога и мир в целом. Толку, впрочем, от замысловатых конструкций не было, и к студии Крамма он подъехал только в 11 вечера. «Бруно меня убьет», мрачно думал Штефан. - «У нас же сегодня запись с Алексом...» Знаменательного сего дня пришлось ждать аж неделю, пока состыковывали все моменты. И подводить вокалиста Atrocity Штефану не хотелось ну ни капельки, ведь Кролл произвел на него самое положительное впечатление... (если бы не тот... дым... и капли... И Бруно раз десять повторил, что записываться они должны непременно сегодня. Впрочем, Штефан и не спорил - раз всем удобно, его тоже устраивает. Тем более, с _лучшим другом_ он вообще не умел спорить... просто-таки магическое действие. Как резкий аромат ментола. И «Мальборо». И одеколона. И... Проекция *первого* вечера восставала, словно тень от света. Штефан взглянул на часы. Десять минут двенадцатого. Мда... Он представил, что ему выскажут. Безопаснее не представлять - ведь основная запись без второго вокалиста почти невозможна, значит битые полдня проторчали зря... и, зная Бруно, наверняка ждут до сих пор... В качестве извинения Штефан захватил банок десять пива и большую пиццу. Пикник на троих, прямо за записью какого-нибудь трэка - что может быть веселее... Должно сработать. Свет в окне не горел. Странно. Неужели ушли все-таки? Неудобно вышло. Мало Бруно головомойку устроит - еще и перед Алексом стыдно... И позвонить возможности не было - мобильник у Штефана сдох еще месяц назад, и он до сих пор не удосужился привести его в порядок. Он постоял несколько минут на улице, прикидывая, что ему делать. Решил на всякий случай заглянуть в студию - просто, чтобы убедиться, что там никого нет. Он взбежал по ступенькам и распахнул незапертую дверь. *
Achenne: -Т-сс... уже все хорошо, - Алекс убрал прядь растрепавшихся волос со лба Бруно. Тот держался мужественно, только вот теперь все губы, ладони и запястья были в розовых следах - зажимался, чтобы не закричать. Тени и тушь растеклись по щекам, образовывая темные разводы. Он еще дрожал, завернувшись в какой-то плед, непонятно каким образом очутившийся в царстве технократии. -Больно, - выдавил он. Его мутило. Он не винил Алекса ни в чем, в конце концов - сам решился следовать до конца... но не получил ничего, кроме боли. Никакого удовольствия, только мука до кровавых всполохов перед глазами. «Слабак», обругал себя Бруно. Тяжело вздохнул. Алекс виновато утешал его. Попутно злясь на себя: слишком агрессивен и жесток он был с неженкой-готом. О себе только думал, остужал свою жадность. Буквально раздирал того на куски. Ничего не мог с собой поделать. Черт. Ладно, уже поздно... -Люблю тебя, - внезапно сказал Алекс. Он протянул сжавшемуся в комочек Бруно чашку горячего кофе. Тот медленно сделал глоток, упорно избегая смотреть на партнера... Партнера? Дьявол... Алекс присел на корточки рядом. И снова принялся гладить волосы и стирать размазавшуюся косметику. Бруно никак не реагировал. -Я люблю тебя, - повторил Алекс. Странно говорить это - не прибавляя злобного рыка и страшных метафор про кровь и трупы. Вдвойне странно - говорить мужчине... это просто ночь и смех Сатаны, накрыли их плащом из темноты... Но ответа - ждал. А Бруно отвернулся к погасшему экрану монитора. Повисла пауза. Алекс был готов уже прервать ее, просить прощения и умолять - только не оставляй меня, как Эми - ты ведь другой, мы с тобой одной крови, дети Тьмы и располосованных вен... весь этот чертов мир не понимает нас, а мы еще и ссоримся между собой - готы и металлисты, выросшие из одного семени... Будь моим… Он не высказал. Электрический восход сжег их, подобно лучам солнца, что испепеляют нежить. В студию явился третий. -Бруно, что... (КТО ЗДЕСЬ??!!) Замедленная съемка. На заднем плане - грохот чего-то рушащегося, громадного, будто лавина. Алекс оборачивается. Третий. Третий. Замер на пороге. Очерчен прерывистыми лучами - смахивает на лунатика... Пицца с пивными бутылками - неуместная и лишняя декорация. Ни к чему это маньяку... Алекс вскочил. -Ох, я совсем забыл, что Штефан должен был придти... - потерянно протянул Бруно. -Что. Здесь. Происходит, - по слогам выговорил Штефан, переводя взгляд с Алекса, чью одежду составляли одни бордовые плавки, на Бруно, завернувшегося в старое одеяло. Кто-то здесь ошибся, не так ли?.. Ярость наполняла его, словно атомный полураспад. Через мгновение - критическая масса... -Штефан, НЕТ! ...Нет?!... Штефан рванулся к Алексу, отшвыривая мешавшие предметы, и жесть лязгнула, словно гильотина, но орудием казни был сам Штефан - с его захлебывающей всепоглощающей ненавистью. Алекс невольно пригнулся ответом на эту едва ли не пародийную и жуткую атаку... Штефан чудился деревянной куклой, и он мог бы отшвырнуть его одним ударом, просто сломать челюсть или переломать кости, превратив грациозного экс-танцора в крохотный комочек агонии. Но вместо данной логичной реакции, Алекс лишь защищался. Так порой волки отступают перед самозабвенной воинственностью диких котов. Перед отчаянием. Да свершится суд. А ведь ты почти понравился... -Сволочь... получи! - орал Штефан. Расщелина ярости расползалась, раззявив огненные провалы и выпуская на волю духов пламени. Посмел... Серия ударов расшиблась о плоть. Штефан ожидал ответа, и даже обрадовался бы - довершению разлома, но Алекс позволял карать себя. Он. Признает вину. Но - не искупит... не так легко.... Мы могли бы быть друзьями... а? Подпрыгнув - и это смотрелось бы комично, если бы не налет сюрреалистичного кошмара - Штефан рванул пирсинг, прошитый сквозь ухо и нос Алекса. Воздух заполнился медными кровяными каплями и воплем. «Кричи», осклабился Штефан. -НЕТ!.. (не алекс, все не так просто, понимаешь?) ...где-то извне. Штефан рванулся. -Пусти, Бруно, я убью этого гада... -Штефан, нет, - слова резки. Бруно стиснул его запястья - и прикосновение подобно бритве, до костей проевшей. - Штефан. Успокойся. Немедленно. Штефан замирает. Пустота подкрадывается, застилая клейкой паутиной. Правда - это бритвы, паутина и пустота... И правда в том, что Бруно... Какой смысл винить чужака, если раскол - внутри?. Прав? - Виновен?.. Кто?.. -Ты.. ведь... не... - он не посмеет договорить. Но Бруно отводит взгляд, и равнодушное электрическое освещение услужливо демонстрирует Штефану засосы и синяки на плечах, всем теле напарника... Напарника?.. Какое издевательское слово!.. -Прости, - Бруно моргает. И больше не сдерживает Штефана от продолжения его чокнутого танца-битвы. Да Штефан и не станет продолжать... он покачивается, все еще неверяще вглядываясь в осунувшееся за этот вечер лицо напарника... подмечает засохшие слезы, ранки на губах, размазанный макияж и окончательно растрепанные волосы. В горле Штефана расцветают колючие шипы. Поэтому он молчит, только кривит рот в страшной гримасе, какую никогда бы не изобразил ни на одном из своих шоу. Затем он вырывается, разворачивается и уходит, напоследок пнув попавшуюся под ноги раздавленную пиццу. *
Achenne: В предутренний час темнота похожа на комочки спаленной бумаги. Комочки застревают на небе, но щеточки рассвета очищают. Обновление - грим на морщинах бесконечно древнего и насмешливого мира, и он раззявит смрадную пасть со сгнившими зубами, и станет хохотать, и распластает тебя у своих ног... Наивно верить в смену времен. Мир слишком стар и уродлив, и все хорошее давно покинуло его. Или, что вероятнее - изначально не было создано. Бруно осознал, что тлеющая сигарета обжигает пальцы. Он совсем забыл о ней, и она догорела без его участия. Окурок последовал в пепельницу... неаккуратно - прах предыдущих восьми сигарет налип даже на свежие ранки-прокусы... Прах и пепел, думал Бруно. Он остался в студии. Помог Алексу остановить кровь, благо Штефан только немного повредил дырочки пирсинга. Молча, тщательно избегая смотреть тому в глаза. Потом Алекс ушел. Тоже молча... Если заговоришь - пепел набьется в легкие, и ты задохнешься... и когда наступит конец света, то все будут молчать, потому что хлопья багряной сажи заполонят воздух. Бруно знал это уже сегодня, ибо для него... Нет возврата? Он сидел на полу, прислонившись к пианино, но даже от любимого инструмента исходил лишь неприятный холодок. А впереди было окно, в окне - первые зачатки зари. И никого вокруг. Что еще сказать?.. Ночь заканчивалась. И вместо огненной геенны из страсти, безумия и битвы - только пепелище. Сигарет и тех больше не осталось. Как глупо. Остывающая боль в теле, и черный снегопад в душе. Потом, наверное, придет безразличие... и хорошо. Бруно звал его. Анализировать и подводить какие-либо итоги не хотелось. Просто... -Нет возврата, - произнес он вслух пока еще серебристой, но постепенно распаляющейся в золото заре. Внезапно ему почудилось, что уже не первые сутки он сидит - вот так, в довольно неудобной позе на жестком полу, словно наркоман, передозировавший героина. Любовь - это передоза... -Die Liebe ist die grosste Kraft... Да, это так. Но злая и жестокая это сила. Двуликий Янус, и второе лицо - оскал ненависти... или страдания. Завершившейся ночью один человек говорил, что любит - и причинял ему, Бруно, жуткую боль. Пускай не желая того, но - боль. А другого... другого распял на железном перевернутом кресте ненависти, в терновом венце любви, сам Бруно. Жестокость - это изнанка любви... Великая сила. Словно танец смерти. Заря брызнула вишневым соком в глаза Бруно. Он зажмурился. Облизал пересохшие губы. «Надо. Что-то. Делать». Делать? Когда ничего уже не исправить... Солнце настойчиво рвалось сквозь стекло, бесцеремонно подчеркивая безысходность. Одиночество - громадное, одиночество-расплата восставало стеной из неумолимого солнца. Где Штефан - сейчас? - думал Бруно, тщетно закрываясь от света ладонями. - Где?.. Штефан. Лучший друг, самая близкая душа. Доверялись - до предела, из неприятностей и депрессий друг друга вытаскивали. Непохожие до противоположности - внешне и по характеру, они были половинками целого, и большинство знакомых не воспринимало их по отдельности. А познакомились восемь лет назад - просто двое мальчишек... забавно, они тогда назначили свидание одной и той же девушке, едва ли не первое свое свидание - но вместо того, чтобы подраться из-за нее - стали друзьями. И позже клялись, порезав и прижав запястья - никогда не разлучат нас, и даже в смерти будем мы рядом, и уж точно ни одна женщина не перебежит дорогу... Женщина - не перебежала. Мужчина. Смешно. Впрочем, отношения их со Штефаном с самого начала были... ну... немного схожими с тем, что произошло сегодня. Только они никогда не заходили так далеко. Он - Штефан, должен был быть сегодня на месте Алекса, вот в чем дело. Как же... неправильно вышло... Неправильно... Бруно извлек мобильник из кармана - он зачем-то натянул даже кожаный плащ, хотя в студии тепло. Набрал домашний номер Штефана, получил охапку колючих длинных гудков. Не подойдет. У Штефана определитель, и ему чересчур хорошо известен код краммовского «Сони»... Бруно бесцельно вновь и вновь нажимал кнопки, словно цепляясь судорожно за последний призрак надежды. Нет ответа. Нет- нет - нет... гудки - вытянутые нервы, истекающие мерзлой кровью. Пепел и прах. Он отшвырнул телефон прочь, и тот ударился о противоположную стенку. Солнце лучисто скалилось в таком прозрачном стекле, словно вещая: ночь умерла, а ты проиграл... Навсегда. Сам виноват. Во всем. Что еще добавить?.. Молчи, и пусть пепел осыпается черным песком из ладоней... Бруно поднялся с пола - неловко, словно тяжело искалеченный человек, наверное, из-за того, что он не открывал глаз, не пускал кровоточащее солнце сквозь веки. Наощупь он распахнул крышку пианино. Ничего не осталось... кроме музыки, верно?.. Когда боль похожа на прилив - остается только плавать в горько-соленой воде. Коснулся клавиш - неуверенно, потому что ассоциация с ночным сумасшествием (все-началось-с-музыки!) еще пульсировала нарывом. Но прохладная пластмасса успокаивала. Музыка, пусть и состоящая из фрагментов непреодолимого страдания, для него лично всегда являлась исключительно лекарством. Музыка способна залечить любые раны - или, во всяком случае, послужить морфием... Он заиграл. Не какую-то определенную песню. Импровизировал. Ноты в разуме складывались символикой, рваным переплетением капель из рассеченной вены воплощал он их. Если бы кто-то слышал эту мелодию - он, возможно, затрясся от ужаса, и неделю преследовали бы ночные кошмары... но уйти, убежать - невозможно. Так прекрасно агонизирующее отчаяние. Всего-то простенькое - зародышевое звучание на пианино, но Бруно домысливал и разлагающиеся болезненные сэмплы, и жужжание мух, и треск сломанных детских качелей в огне, и плач младенцев... Смерть шагала в его душе, проецируясь на рассыпающийся по кусочкам мир. ...Von Leid und Elend und Seelenqualen... Он звал. Кричал - беззвучно, лохмотьями рождающейся песни, грызя губы и игнорируя стекающую кровь. Кричал - уже совершенно безнадежно, словно в лихорадке повторяя одно и то же имя и заезженное, будто старая пластинка, «Прости». Прости!.. Пожалуйста... Прости - прости - прости... Ответа не было. ...И это тоже была маска любви... *
Achenne: Холод. Ветер - разбушевался, нетипично для середины весны - и стучал, стучал в лобовое стекло. Хорошо, что утром мало машин и еще меньше полицейских, иначе оштрафовали бы гарантированно. Превышение скорости зашкаливало не только за берлинские законы, рассчитаные на занудных бюргеров - не на пограничный к шизофрении надрыв, но и за здравый смысл. Мир за окном напоминал серую массу, клочьями налипающую на глаза. Нестись - в попытки вырвать колючки. Иначе ржавая проволока вопьется до костей. Имя проволоки ярость - и недоумение... Как плохо быть третьим-лишним, когда всегда было - двое... Сигаретный дым рассеялся сегодня и обернулся лезвиями. Впрочем, Штефан предчувствовал, что так и выйдет. На пальцах, спазматически впившихся в руль, засыхала чужая кровь. Сюрреалистично. Он подрался с человеком, которого посчитал было если не другом, то приятелем... Война является в момент покоя. И облик ее - пурпур, сизое марево, и незапертая дверь... Разве ты забыл об этом?.. Ненависть не имеет смысла, когда ты не более, чем ненужный компонент. Он - третий. Он - против двоих... Лишний. Разжал руки. Машина летела, покорная воле высших сил, в которые Штефан не верил. Сейчас он не верил ни во что... Только рассвет. Рассвет лучше темноты - потому что темноту всегда любил Бруно, и теперь данная ассоциация инициировала новый виток ржавой проволоки в горле. Мелькали машины, кто-то ругался вслед Штефану. «Чокнутый», долетало до него. Он усмехался - одними губами, и усмешка-маска трагедии прилипала все плотнее. Это-всего-лишь-шоу... Ничего не произошло. Приснилось - возможно, переборщил с экстази на вечеринке или еще с какой дрянью. Ничего не... Прикосновения - ожоги. Запястья до сих пор дергает. И горечь засыхает на искусанных губах. Шипы множились. Ветер бился надорванным сердцем. Холод карабкался по коже, заползая внутрь, точно стая упрямых червей. Штефан откинулся на сиденье, немигающе уставился в однородную массу пейзажа. Серого. Машины, дома, редкие деревья. Удивительно мерзкий город - чужой и равнодушный... Скорость несущегося по шоссе автомобиля приблизилась к лимиту, когда точно вступила в силу теория относительности Эйнштейна - время для Штефана растягивалось в каменистую, колючую бесконечность, по которой он пробирался вслепую. Ненавидел. К кому относится ненависть? К Алексу? Нет ничего глупее. Алекс - всего-то поймался на крючок. Уж кто-то, а Штефан знал, каким магнетизмом обладал его напарник, знал - каково это сходить с ума от опаляющей приближенности, проклинать свою нерешительность... Эй, ну мы ведь просто друзья, он не поймет... Быть всегда - рядом, и никогда - по-настоящему. Он почти смирился. А вот Алекс - нет. Алекс всего-то оказался смелее. Это можно вменить ему в заслугу, но не в вину... Отлично, тогда - ненавидеть Бруно за предательство? Поворот. Предупреждающий знак сигналил фосфорецирующей краской, но Штефан едва не пропустил его, проскользнув буквально в милиметре от обрыва. Отсутсвующе рассмотрел в зеркале заднего обзора предупредительные знаки и ветку метро, где позванивали в ожидании поезда камушки... он мог бы сейчас лететь туда, и огонь вырвался бы изнутри - и взрыв заполонил бы каждый фрагмент... Не так уж и плохо, правда? Все лучше, чем ненавидеть - того, кого все равно никогда не сумеет... Да и за что? За честолюбие, за вечное желание бросить вызов - и играть с чужими сердцами? Они оба были такими. Только для Штефана эпатаж ограничивался сценическим имиджем и стихами, а Бруно - был экспериментатором не только в музыке, но и в жизни, в отношениях с людьми... за что часто расплачивался сам.... И с болью своей - к Штефану приходил он. Когда от игр остаются порезы на ладонях, когда клавиши похожи на битое стекло - только Штефан мог излечить... излечить, но не изменить самого самоуверенного амбициозного Бруно. И теперь нет правых и виноватых. Алекс - попался, наверняка случайно. Невзирая на заполонившую разум в первый момент ярость, он отмечал несопротивление металлиста... этого верзилы, способного в считанные секунды попросту разорвать Штефана на клочки. Попался. А Бруно... что ж, он неспособен причинить зло лучшему другу (да и вообще вряд ли способен на сознательное зло) - просто он слишком хороший клавишник. И иногда забывает, что людские сердца - не то же самое, что кнопки синтезатора и настройки его компьютеров... Отличино, замечательно! Никто не виноват ни в чем, только тебя, Штеф, опять выбросили на помойку, как старый ботинок - да, зачем ты ему - если есть этот крутой мачо с пирсингом через нос и ухо? Может, у него и еще в каких местах поинтереснее пирсинг есть... Бешенство, уже было поутихшее, запылало с новым неистовством. Ни на кого не направленное - скорее протест, «я-не-вернусь». К черту. Скорость и ветер проели до костей, ржавые иглы вросли, и даже темнота погасла - но он не вернется. В конце-концов, у него есть гордость... и самоуважение диктует ныне: к дверью, что захлопнул так оглушительно - не возвращаются. Никого не винить. Да и какое он вообще-то имеет право требовать? Когда это Бруно был его - такие, как Бруно никогда и никому не принадлежат, они только привязывают на поводок - о, так ласково, что воспринимается это вожделеннейшей наградой. А потом обрывают ниточку - потому что для новой песни нужны другие клавиши и настройки. Штефан не будет требовать. Ничего. Всего лишь - уйдет. Навсегда. Очередное бельмо предупреждающего об опасности знака... на сей раз Штефан завидел его издалека, но никак не среагировал. В конце пути разверзлась бездна, подобная глотке Левиафана - однако пустота, уже явившаяся к нему, куда страшнее. Так легко - не сворачивать... просто нестись, закрыв глаза и усмехаясь - глумливо, издевательски - Небесам или аду, нет разницы... Это рассвет, подумал Штефан. Граница бытия и... Скольжения. Да, правильный эпитет... скольжения и соскальзывания. Кювет чудился солнцем.... Моя голова - солнце, и солнце - гнев мой... Несколько метров - и больше ни боли, ни преклонения... Вот и замечательно. ...Ни прощения. Ни ощущения едва ли не наркотической зачаровнности... ни вечеров - наедине, когда никаких тайн не оставалось между двумя - кроме последней, сегодня так бесцеремонно взломанной чужаком... Провал и фосфорецирование. Гаснущее - от восходящих лучей. Штефан стиснул зубы. Такие решения не меняют. ...Или?... разве ты не умеешь прощать... просто - прощать, даже если нет ничьей вины... Пожалуйста... Пожалуйста. Ведь кроме смерти - все можно исправить?.. ... В это утро Левиафан напрасно щелкал челюстями. В последний момент Штефан развернул свой автомобиль на 180 градусов. *
Achenne: Алекс взирал на потолок. Восемнадцать трещин и четыре пятна. Два - точная копия Германии на карте. Ха-ха. Разглядывал Алекс его уже битых четыре часа, лежа на спине на твердой кушетке. В никогда толком не запирающуюся квартиру заглянули товарищи по группе, но были посланы по весьма четкому адресу. Они переглянулись, заметив разбитый алексов нос - подрался, как пить дать. Вполне в его стиле. -Все свою Эми от новых ухажеров отбиваешь? - осмелился задать вопрос кто-то... и чуть не оказался задушен взбесившейся нежитью, в миру известной как Александр Кролл, лидер Atrocity. Визитеры предпочли свалить подальше. Потолок спускался к Алексу, потрескавшийся и равнодушный. Он стиснул зубы. Что - произошло?! - кричала половинка его. - Что - произошло?! Ничего особенного, - язвительно твердила вторая. - Всего-то трахнул парня, смахивающего на Эми... а любовник того - или друг, или напарник, дьявол разберет этих готов недобитых - размазал ему физиономию... Очаровательно. Теперь он еще и «голубой». Хотя, клятых готов не разберешь - мужики они там или бабы, так что не считается. Ха. Он прикоснулся к дергающей, словно маленькая звездочка, боли. Руки пахли чужой косметикой, сладковатой пудрой и губной помадой, а еще ментолом... ментоловыми сигаретами... -Я люблю его, - пробормотал Алекс бардаку в своей квартире. Пустым бутылкам из-под пива, раскиданной одежде, чьим-то гитарам и дискам, зудящему телевизору, полуразгроханной на последней вечеринке мебели. Непохоже на аккуратную студию Бруно, верно?.. -Люблю, - повторил Алекс. - Люблю, мать его. Алекс выловил из-за кушетки трубку телефона. Набрал цифры. Номер Крамма он запомнил сразу, еще с первого вечера, выучил, словно молитву. Короткие гудки. Занято. -Наверное... наверное по работе кто-то позвонил, - Алекс сдавил скользкую пластмассу. Она липла к коже: его бросило в холодный пот. По работе. В полшестого утра. Не смешно... Взгляд Алекса упал на диск Das Ich «Stigma», где губы двух участников дуэта смыкались - пускай только визуальный эффект, но глаза Бруно прикрыты в ожидании - не-Алексовой! - любви... Алекс вломился в чужую жизнь и вскрыл, словно податливый сустав, но переломы срастаются. Гипс - занятый телефон, а ему нет доступа. Третий - лишний. Набрал еще раз. Кнопки впечатывались в подушечки. Пожалуйста, возьми... я буду умолять тебя, останься - мы вместе, я брошу свою группу, мне нет дела до мнения ублюдков-снобов - твоих и моих, готов и металлистов, я просто хочу быть с тобой, пожалуйста, не отшвыривай, ответь... Рваная автоматная очередь гудков. Алекс бросил трубку. Потолок спустился на уровень ниже, прижимая бетонные кинжалы к глотке. Алекс встал с кушетки. Трещины разбегались и крошились. Овраги и кратеры. С символикой «ничего не выйдет». Не-твое. -Люблю! - раненым волком заорал он, ударяя кулаком в стойку с дисками, где на первом плане чернела заветная обложка. Пластмасса захрустела... снова трещины, - и податливо осыпалась мозаикой. Несобираемой. Бруно - не его. Он может приползти, лизать пятки и умолять, но Алексу ловить нечего. -Ненавижу. Всех! - выл Алекс, круша злополучные диски. Аппаратуру. Смалывая в щепки и стекляшки остатки мебели и пустые бутылки. - Будьте вы прокляты!.. Тьма завела его слишком глубоко в свою сердцевинку... и бросила его одного. Чертовы владыки мрака. Любишь? Ненавидишь? - снова вылезло язвительное нечто. - Или позабавился с плюшевой игрушкой, сплел образ с Эми - и мстил. Обоим - Эми за предательство, Бруно - за то, что очаровал, отравил своей музыкой?.. Не отомстил. Вкрадчивая тьма оказалась сильнее. Так или иначе. Он метнулся в ванную - смывать сделавшийся тошнотворным аромат косметики и ментола. Хлынула вода, ледяная, словно слезы духов зимы, и она немного успокоила бешенство лидера Atrocity. Но лишь на мгновение, а потом неверный неоновый отблеск переломился в струе воды, и... -Дерьмо, - мрачно заявил Алекс своему отражению в зеркале. Оттуда на него пялился хмурый волосатый мужлан с синяком под глазом и кровоподтеком на носу. Неандерталец, да и только. И ведет себя соответственно. Плевать. Он оскалился. Неандерталец в зеркале тоже. Огромный и страшный. Зверь. Ну и пусть. Зверем войдет он в дома врагов своих, и снесет головы им, и заберет то единственное, что нужно ему во вражеском стане. Ха-ха. Изничтожить высокомерных эстетов-декадентов, предать огню их святыни, вылакать кровь и сожрать языки... разрубить трупы на кусочки... Он-то воображал - одного поля они. Ложь. Враги. Навсегда. И он объявляет войну... Ради одного живого существа. Он разрушит мир «черных романтиков». Чтобы забрать трофей. Он убьет их всех. В первую очередь - «напарника» Бруно. И заставит самого Бруно быть с ним. Тот воображает себя гонцом Люцифера, владыкой душ и сердец, пускай же сделается собственностью, ибо Зверь объявляет охоту на темноглазых падших ангелов, и... Танец смерти - продолжается. Он и не прекращался, дневной свет - это ложь, вампиры лишь прячутся... но во снах они грезят о полуночи и жертвах. Гонец Люцифера, ты сам открыл шкатулку с демонами. И Зверь избрал тебя своей целью. Ха-ха. Вода била из крана, словно из яремной вены. Алекс припал к холодной струе, глотая жадно, по-волчьи. Затем он выскочил на улицу. Маскарад продолжался. *
Achenne: ...А он все играл. Если бы кто-то назвал точный промежуток времени - он бы не поверил, ведь длительные концерты утомляли его, и после выступления, продолжавшегося более трех часов без перерыва, он буквально падал замертво. А сейчас, хоть пальцы и сводили судороги - играл. Белое и черное, могильная земля и белеющие кости. А он шепчет и зовет. В пустоту. Мелодия сформировалась в зрелую вещь. Обычно на такое требовалось около недели, чтобы окончательно «обтесать» и сложить в готовый трэк, к тому же придирчивый самокритичный Бруно выискивал мельчайшие «подводные камни» еще дня три после того, как Штефан объявлял во всеуслышанье, что он, Крамм, гений, все и так это уже знают и нефиг возиться с законченной песней дьявол знает сколько. «Я добиваюсь идеального звучания», невозмутимо отвечал Бруно. Штефан только отмахивался. Сегодня же песня - сгусток боли, кровоточащая мольба - явилась за несколько часов. Он скрупулезно смикшировал ее. Он записывал сэмплы гниения и надлома, треск огня и детские крики. Ему чудилось, что он тщится вскрыть свои нагноившиеся раны. И снова играл... уже на профессиональном оборудовании, где сложная компьютерная программа хладнокровно анализировала дорожки его страдания. Зеленые полоски, тональности и полоска уровней - кто догадается о невыплаканных слезах?.. Бруно не собирался отрываться от работы. Пока он занят - пепел не похоронит его под собой. Он не осознавал, что не спал чуть не двое суток и ничего не ел со вчерашнего дня - голод и усталость незначимы рядом с болью... а еще он продолжал звать... Не надеясь. Автоматично. Странно, он воспринимал Штефана чем-то обязательным, в высшей степени надежным. Могла обрушиться целая галактика, и порой Бруно казалось - так и происходит, но Штефан всегда был рядом. Хмурый ехидный циник - для других, для него он был единственным утешителем, «жилеткой» и амулетом. Разумеется, смешно ассоциировать миниатюрного худощавого человека с «каменной стеной» - но именно таковым являлся Штефан для Бруно. Так было. Так больше не будет. И их - до сих пор невинных - попыток перешагнуть грань «мы-просто-друзья». Никто не решался - первым. Рассказывали о женщинах, давали советы. А сообразить, что не нужен никто - кроме друг друга... Поздно. Одиночество стиснуло зубья капкана. Бруно мотнул взлохмаченной головой. Воспоминания о кромке между «друзья - не друзья» (дальше - не шагнуть теперь... поздно...) причиняли добавочные муки. Играть. Иначе - не выдержит. Он никогда не отличался стойкостью... что ж, придется играть, пока не умрет, пока из-под ногтей не хлынет кровь. И все равно, это лучше наползающего вакуума потери... Von Leid und Elend und Seelenqualen... Мелодия смешивалась с шумом города. Берлину было все равно, есть эта мелодия на свете или нет. Похожие на стон звуки сплетались с серостью, солнечным светом, пылью и неблагозвучным шумом. И со снами наяву. Галлюцинациями?.. Да, например то, что Штефан все-таки услышал, и вернулся, и вошел в так и не запертую дверь, и тихо сел на пол у окна - там, где сидел вчера Алекс, поджав под заостренный подбородок коленки. Маленький, страшно худой, и преданный, будто щенок. Он часто так сидел, обычно - отвернувшись... словно, боясь, что не выдержит - как вчера Алекс, а Бруно никогда не врубался - зачем напарник избегает прямого визуального контакта, и Штефан отвечал, мол, строки будущих стихов вырисовываются. Немного лгал. Во благо - думал он сам. ...Сон продолжался. Штефан не исчезал, и Бруно теперь настойчиво всматривался в заветный угол, не отрывая ладоней от синтезатора. Оторвешь - видение исчезнет... а так - хорошо. И у галлюцинации просил Бруно прощения. Точно в бреду... кто еще в бездонной яме города сошел с ума от вины и боли?.. Галлюцинация, будто приманиваемая завораживающей и жуткой музыкой, приблизилась к одинокому клавишнику. Бруно зажмурился. Он знал, что происходящее - иллюзия, следствие усталости и терминального состояния, но хотел быть обманут... такая драгоценная ложь... Объятия. Тонкие длинные пальцы мешают терзать синтезатор. Дежа-вю. Галлюцинация повторяет за Алексом, но Бруно ведь уже раскаялся... Алекс - ошибка, слышишь... просто так вышло, случайно. Я виноват, но прости меня... Пожалуйста. Он шептал вслух. Мираж стиснул его запястья. Крепко. Отрывая от источника своей псевдо-жизни, но в тот момент безумие достигло своего апогея, и Бруно бросил клавиши... -Прости меня, - он прижал к себе видение, почему-то до сих пор живое, теплое, в шерстяном темно-синем свитере. Уткнулся лбом в остро выпирающие ключицы... и видение отвечало ему, успокаивающе, будто в старые добрые времена, ероша растрепанные волосы Бруно, а тот встал на колени, повторяя - «прости, прости, прости» - как единую формулу, как финальный аккорд своей песни. В коленопреклонной этой позе не было никакого унижения, только крик о боли, а еще... Он оттянул плотную шерстяную ткань прочь, возясь с ширинкой Штефана. Тот задрожал. Прикосновения столь чутких пальцев отзывались всполохами в каждой точке тела, расслабляя все его части - кроме одной. Бруно вновь чувствовал свою - такую ласковую - власть над _напарником_... и понимал, что надо быть осторожнее... осторожнее... Он сжал губами кончик возбужденного члена. Штефан застонал, подался вперед. Бруно воспринимал каждый натянутый нерв... свой - и его, и было так здорово... управлять. Нажимать кнопочки? Языком - провел вдоль, заглатывая и втирая слюну во вздувшиеся вены. Дрож - реакцией... игра... Не игра! Я просто люблю... люблю тебя, Штефан! Штефан дышал часто-часто, словно после долго бега. Бруно почти верил, что это не видение... ну пожалуйста... Он ведь - звал. Мелодия была призывом. Для одного. То, что происходило теперь - тоже. Жест, вероятно, возник бессознательно как искупление вины и демонстрация я-только-твой-Штефан... пускай ты - лишь призрак больного воображения. Но Бруно понял, что буквально растворяется в наслаждении, и напряжение партнера, и собственное захлестывающее горячее марево - возмещало любое перенесенное страдание... Если бы это еще была и реальность... Словно обрывочная фантазия. Бруно водил языком, нежно и упоенно, может - капельку заискивающе, а Штефан - снова принадлежал ему. Целиком. Забавно, удерживать ртом (зрителей) обычно была прерогатива Акерманна... Но и данный вариант устраивал обоих. Зажмурившись, Бруно упивался влажной солоноватой пульсацией, сдавливал узкие ягодицы напарника, а тот - совершенно потерянный и ошарашенный ирреальным кайфом, выкрикивал что-то вроде «ещещещеще», и вонзал ногти - но совсем не больно - в плечи... Так растянулась вечность - слишком короткая - до разрядки... -Я люблю тебяаа!.. - выкрикнул Штефан. Бруно - верил. Если могла существовать надежда в мире - вся и целиком здесь... Ведь он отдался - по-настоящему, до предела, не минутным помешательством, как с Алексом, но кульминацией единения их со Штефаном... Так - правильно. Поэтому - почти не удивился, когда мираж материализовался. -И я, - со свойственной ему лаконичностью ответил Штефан. Реальный. Живой. -Ты... ты не сердишься на меня? - идиотский вопрос, учитывая ситуацию: Бруно стоял на коленях, вжавшись лицом в Штефана. -Разве я могу сердиться на тебя, Бруно? - тихий ответ. А потом потянул на себя. Бруно выпрямился, все еще неверяще. -Штеф... ты настоящий?.. -Нет, выдуманный, - фыркнул Акерманн. - Дурить хватит, а? -Люблю... тебя, - снова сказал Бруно. Темные глаза его блестели. - Только тебя... Штефан смолчал, лишь ухмыльнулся. Но это молчание стоило десятка тысяч слов, и ничего другого не надо Бруно. И умирать - не надо. Потому что... Die Liebe ist die grosste Kraft... ...Но где Любовь - там и третий. Вывернутой пародией на вчерашнюю ночь, только со сменой ролей. Они не заметили, что на пороге чугунной статуей замер Алекс. *
Achenne: Алекс не мог заставить себя стряхнуть оцепенение. Так-вышло… Будто прилип к прозрачной и непробиваемой стене. Будто отрезали. Да, он стал невольным свидетелем. Случайно. Заявился - правда, уже почти к финалу - но впечатлений достаточно, чего уж там. Не каждый день увидишь, как один готик-музыкант делает минет другому прямо в студии. Алекс успел предположить, что чем-то подобным они развлекались и во время написания своих апокалиптичных шедевров… для разрядки, ха-ха. Неделя чокнутых эротических снов обеспечена, хоть шоу и не было организовано для него. Смазливый андрогин определенно обладал талантами помимо плетения черных кружев суицидальных мелодий, и Алекс жалел, что не предложил такого варианта событий - в ту ночь, когда смерть танцевала рядом, но благословляла на странную любовь, а ангелы смеялись. Ладно, уже проехали. Сначала он почти рванулся - наконец-то придушить зомби-ублюдка и утащить талантливого-во-всех-отношениях Бруно, подобно как первобытные люди таскали за волосы своих невест. И натолкнулся на стену. Непробиваемое стекло. Компонентом была мелодия. Едва не мистическим наитием - ведь и он, и Штефан откликнулись на эту ужасную… прекрасную… песню. Услышали, хотя находились за десятки киломеров... но для настоящей музыки - нет расстояний, и когда душа кровоточит - нельзя не откликнуться. Вот они и пришли. Но Бруно выбрал одного. Не Алекса. Завыть? Убить всех - как и собирался?.. Он просто стоял, и наблюдал, и жар извивался змеиными языками на его щеках, но он не предпринимал никаких действий. Сжал кулаки. Вздулись вены и накачанные мускулы. Момент - и он набросится... Точно волк. Алекс стоял. На его глазах парочка - только что не со слезами на глазах, точно в паршивых сериалах, на какие он иногда наталкивался утром с похмелья - просила друг у друга прощения и объяснялась в любви... Про него, Алекса, не помнили. Да действуй ты! - заорал внутренний голос. Но Алекс только сжимал дверной косяк, и твердое дерево хрустело под пальцами. Действуй? Насилие не заменит чувств, и никуда не денешься. Перегрызи он глотку Штефану - Бруно остается оплакивать своего любовника, а «злодей» останется ни с чем. Хотя, злющий маленький стервец и заслужил хорошего мордобоя - но сам Алекс поступил бы на акерманновском месте точно так же, не правда ли?.. Он потер еще побаливающий нос. Хмыкнул. И не побоялся ведь этот тощий гаденыш связываться с здоровенным дэтстером... Die Liebe... Фраза, звучавшая в мозгу рефреном - впрыснула укусусной кислоты. Штукатурка хрустнула. К дьяволу. Разводить мыльную оперу Алекс не намерен. Пусть делают, что хотят... Третий-лишний. Я-не-могу-быть-с-ним. Простая формула. И монолитная. Закон. Тоже непостижимый, как власть жуткой и чарующей музыки… Он вздохнул. Он сумел бы пробить реальную стену… и не испугался бы крупных стеклянных осколков, что располосовали бы его. Но эта стена оказалась непробиваема. Не-его. Просто - не его. Он лишний, он не имеет право на чужое. Зверь?.. Да. Он так полагал. Он всерьез собирался учинить погром, драку, вандализм… и виртуально отшвырнул топор и нож прочь. Не слабость, просто барьер. И Алекс знал имя преграды: Любовь. Любовь - видел он. Штефан и Бруно. Они будут вместе, даже если звезды упадут на землю в корчах, и небо распластается дырявым ковром. Слишком целостная система, нечего и мечтать разомкнуть ее. Брак, где священником был сам Люцифер, а суккубы шили свадебные наряды - не расторгнуть смертному, вот и все. Die Liebe… ist die grosste Kraft… Он пробормотал это вслух, - но любовники не расслышали. Зато Алекс словно наконец-то понял, чего хотел от него Бруно еще на первой их пробной записи, до того, как водоворот случайностей и желтых листьев безумия сорвался на их головы. Чувствуй. Да. Теперь он чувствовал… Но боли не было. Ни боли, ни ревности. Лишь покорность… и любовь. Да, он всегда будет помнить о том, что случилось. И в глубине души таить нежность к этому странному, похожему на женщину, человеку. Но любовь та не причинит ему зла, а тихо спрячется на самом дне его сердца… Великая сила, да. Но он сумеет жить с ней. Не преодолеть, не забыть - и не нужно того, но принять как должное… и идти дальше. Своей дорогой. Он постучал. Демонстративно-громко. Парочка моментально встрепенулась. Следовало действовать - ибо ситуация зависла на весах, и могла накрениться в любую сторону... -Я пришел извиниться, - сказал Алекс, делая вид, что ничего из происходящего только что не застал. Одновременно зажмурился. Снова ожидал штефановой атаки - как в первый раз, и он подумал, что с самого начала осознал свою неправоту, ведь не пытался отражать удары вокалиста. Была пауза. Очень долгая. -Все… все нормально… - наконец, хрипло выговорил Бруно. Алекс решился открыть глаза. Бруно обнимал Штефана в открытую, словно отвечая на все вопросы - и одновременно заявляя: да, мы вместе, и никому нет доступа к нам… Штефан несколько смущенно и одновременно хмуро изучал Алекса. Но и он уже «остыл», и не было никакого намерения драться. Никакой ненависти. Алекс кивнул. Все-улажено. Он-должен-уйти. Развернулся. -Эй, подожди, - окликнул его Крамм. -Чего? - полуоборот. Фигура вопросительного знака. -Альбом-то совместный запишем, а? Штеф не против… зови, в общем, свою банду… И тут на Алекса накатил смех. Он сполз по косяку, не в состоянии остановить бешеный хохот. Вряд ли этой реакции имелось разумное объяснение… но так вышло. Ха-ха-ха. И «сладкая парочка» засмеялась тоже. Даже мрачный Акерманн. -Прямо… прямо сейчас? - выдавил Алекс. Нда, у ребят физиономии будут еще те - только что их лидер вызверился по-страшному, и тут же зовет спеваться с неким готик-бэндом… Хорошо, если смирительную рубашку с собой не притащат. - Лично я готов… -Ну уж нет, - фыркнул Бруно, уже почти серьезно… почти. - На сегодня с меня хватит… э… экспериментов. -А результаты-то самые положительные, - заметил Штефан, изучая потолок. - Я твою новую песню имею в виду, - быстро добавил он. Затем он взглянул на Алекса. Насмешливо. Но без неприязни: -Завтра приходите, окей? -Окей, - поставил точку во всей безумной истории лидер Atrocity. Музыкальный-совместный-проект. Ничего кроме. Как и задумывалось. …Маски были сняты. *
Achenne: «Бомба» лежала на столе. Плоская, и с сердцем из колючей проволоки - но самая натуральная бомба, уже взрывающаяся вовсю… бешеным количеством продаж, шквалом самых разных рецензий и всеобщим шоком. Милая парочка «вестников апокалипсиса» плюс толпа кровожадной нечисти основательно встряхнула стоячее болото как готической, так и металлистской тусовки. Сердечко с шипами расходилось по клубам, и везде только и разговоров было об альбоме “Die Liebe”, на обложке коего резным шрифтом значились авторы: Atrocity feat. Das Ich. -Знаешь, Штефан, кое-кто ведь нам руки теперь не подаст, - затягиваясь сигаретой, заметил Бруно, искренне, но не слишком успешно стараясь не заржать: мимо прошествовали трое весьма известных в среде берлинских готов личностей, демонстративно отворачиваясь от «покрывших себя вечным позором» Крамма и Акерманна. Так и висела в воздухе фраза: «Якшаться с металлистами! Какая безвкусица!» -А меня колышет их мнение? - логично ответил Штефан. Смотреть вслед ревнителям чистоты готической музыки он счел лишним, вместо этого утащил из краммовской пачки пару сигарет. - Мы ведь делаем то, что нам нравится… не так ли? -О да, - ответил Бруно, забавляясь двусмысленностью прозвучавшей фразы. Такой правильной… - Эй, а вон и Алекс!.. Александр с самым серьезным видом и без всяких прелюдий бряцнул упаковкой пива об стол. Штефан порадовался, что вовремя спрятал недавно починенный сотовый телефон в карман, иначе аппарат был бы раздавлен. -Мы утерли им всем нос, - объявил Алекс. - И это надо отметить, не возражаете?.. -Отнюдь, - хором откликнулись оба дасиховца, открывая по банке (первой) пива. Алекс же с несвойственной ему аккуратностью отломал колечко… и протянул банку подошедшей девушке. Симпатичной блондинке, затянувшей свою не слишком хрупкую фигуру в красную кожу. -Знакомьтесь, - гордо сказал лидер Atrocity, - это Лив Кристин Эспейнс, она из Норвегии. Солистка группы Theatre of Tragedy… и моя невеста. -Очень приятно, - соскочили Штефан и Бруно, по очереди галантно поцеловали даме руку. Представились. Лив хихикнула: -Я про вас много слышала от Алекса, - заметила она. - Особенно про Вас, герр Крамм… -Просто Бруно. -Бруно. Алекс говорит, Вы гений… - Лив подсела поближе, неотрывно взирая на нового знакомого. Тот совершенно очаровательно улыбался. Лив взирала на него абсолютно завороженная… а еще ей ужасно хотелось потрогать волосы этого очаровашки: проверить, правда ли они такие мягкие, как кажутся. -Ну, он явно преувеличивает, - скромно потупился Бруно. - Кстати, мне очень нравится Ваша группа, фрау Эспейнс … -Просто Лив, - вернула любезность девушка. -Лив, - очередная обаятельная улыбочка. Позабытые Штефан и Алекс переглянулись. - Не возражаете, если я сделаю пару ремиксов на ваши песни?.. Алекс и Штефан одновременно подавились своим пивом. -Я что-то не то сказал? - удивленно вздернул бровь Бруно. -Да не, все окей, - отозвался Штефан. А Алекс добавил: Правда, классно, да, Лив? -У меня нет слов… такая честь, - она заморгала длинными ресницами. -Это для меня честь, - Крамм снова улыбнулся девушке. - В эту среду - Вас устроит, Лив?.. -Вполне… - кивнула Лив, совершенно игнорируя обстоятельство, что остальной «Театр» еще не ведает о планах своей «примы». Тут в разговор ворвалась громкая музыка. Играла “Die Liebe”… в варианте Atrocity feat. Das Ich. Алекс ухмыльнулся, и потащил невесту танцевать. Воспользовавшись временным отсутствием Алекса и Лив, Штефан потянул Бруно за локоть и зашипел на ухо: -А кокетничать с этой девицей было обязательно?! Бруно обернулся к напарнику. Тотальная невинность и изумление: -Да мы же о музыке… Штеф, ты ревнуешь?! Штефан долго смотрел на танцующих. Металлист с солисткой готик-группы… под ремикс на Laibach… где голос Алекса звучит в десятки тысяч раз убедительнее большинства других исполняемых номеров. Чувствует. Сплетая черные и металлоидные нити двух субкультур воедино. Еще одна честолюбивая игра Крамма закончилось победой. И Штефан тоже ощущал себя победителем… но не столько в музыкально-эпатажном смысле, этого ему хватало и на концертах… Грань «мы-только-друзья» - позади. Вот истинный приз… Они - он и Бруно - по-настоящему нашли друг друга… восемь лет спустя после их знакомства и шесть лет - с образования группы… Ревновать? Как глупо… -Нет, - ответил он, стискивая теплую ладонь Бруно в своей. -Вот и правильно, - теперь улыбка адресовалась Штефану… и была совсем другой, такой, что Штефану захотелось поцеловать напарника - прямо здесь. Так он и сделал. И плевать на зрителей и очередные сплетни. А из колонок по-прежнему неслось: “Die Liebe ist die grosste Kraft…die alles schaft…”
draw: блинтить, как же много1 а я ещё думал, что это я не умею кратко излагать свои мысли...Тааак, надо скачать и почитать в спокойной домашней обстановке
DasTier: на выходных буду читать еще раз вообще редкий случай, когда фик в 25 страниц я проглотила на одном дыхании...обычно скисаю странице этак на второй если писать о том, что понравилось, то пост будет длиной в рассказ некоторые фразы - готовые цитаты... про Бруно а-ля Фродо Бэггинс...описание музыки... вообще весь ритм предложений... про Левиафана, который напрасно щелкал челюстями...вплетение тексов песен в сюжет...и много чего еще только один вопрос - признаю свой маразм, но это те самые atrocity, чей диск gemini 2000-го года? так выходит, у меня на повторе в винампе уже второй месяц стоят самые что ни есть брутальные дэтстеры?? а я всем говорю, что люблю synthpop вот ведь...
Achenne: DasTier ранние альбомы атросити действительно дэт... а вот потом.... ну, Лив и своих ТоТ увела от «Вельвет Даркнесс» к танцевальщине на «Ассебли»
Шрайк: 1. Какая трагедия! *сотрясаясь в рыданиях* А если развернуто - то столько чувств намешано, я аж музыку не могу подобрать (личный бзик - не обращайте внимания). Эмоциональный шквал. 2. Всплыла новая идея. хи-хи-хи... а подать мне сюда биографию ТоТ!
draw: ой, мало я чё понял из отзывов. Ибо скачать весч не удалось из-за извечного глюка компа... предлагаю взаимообмен - мне этот фик, (ой, ну и словечко, если разобраться!!), а я обязуюсь выслать картинку похабно-эротичеки-эстетического содержания, иллюстрацию к Сауне. мряфф?
DasTier: Achenne для удобства публики прошу (требую, и пр. ) разрешения вывесить этот рассказ на сайте...а?
Achenne: DasTier да пожалуйста =)
draw: das Tier, так присылать тебе ту картинку-то, которую на обмен?
draw: а теперь отвечу автору. итак. сначала у меня не грузилось, потом не скачивалось. Поэтому я попытался прочитать «по диагонали», чтоб ухватить, так сказать, общее понятие. А оно кааак зацепило! товарищи! это не честно! читать в он-лайне почти 25 страниц! Жаба! она же приходит и садится на голову. Но всё равно, прочитал я бегло и через пень-колоду. Потом ворочался и всё никак уснуть не мог. Припомнил, как при первом знакомстве с группой Дас Ищ всё думал - а вот ЭТО существо какого полу?...Оно. БрунО... Мне очень понравились сцены. Вот ведь чёртов извращенец! Человек вам о любви, о чувствах, о высоком, а я как обычно, тьфу ты! потом Тира мне прислала это усё, и я. наконец, прочитал спокойно и не торопясь. ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ-и-ОЧЕНЬ! Я даже на одном форуме заикнулся, в попытке разрекламировать. но там были гомофобы, поэтому я прикусил язычок-с. Стало обидно, что у нас так мало народу на форуме, и мало кому доступна эта вот прелесть. Мне понравилось, что сам стиль написания отдаёт готикой - метафоры, эпитеты, какие-то возвышенные фразы, это вам не раммштайном по башке! Валялся с описания группы Атросити. Они мне представились какими-то персонажами из мультиков. Знаете,такая толпа пещерных людей. И Дас Ищики такие перед ними маааленькие, хруууупкие... Вломила мне эта романтика, я прям обзавидовлся! Ну почему?! Почему за меня не дерутся мужики???? Чем я хуже этого Бруно? Вообще, вот такое каноническое сочетание - сильный брутальный медведь и рафинированное создание - моё любимое сочетание. Что сложно выдержать при написании слэша про раммштайн. Поэтому я просто упивался. ЕЩЁ ХОЧУ нечто подобное... кстати, у меня где-то завалялась и критика. но я на радостях забыл, что хотел покритиковать. Может, как раз то, что составило всю прелесть рассказа - чрезмерные «мексиканские» страсти и избыток высокопарных метафор? вот уж не знаю, как без этого можно обойтись при написании слэша про Das Ich. Всё-таки готика... Своя специфика!
полная версия страницы