Форум » Раммфики » Days Off » Ответить
Days Off
Ketzer: Тилль задумчиво почесал шишковатую макушку. Неожиданно нагрянувшие берлинские гости выжрали все его немалые запасы водяры, не считая привезенных с собой. Теперь они в хмельном угаре шатунами бродили по двору в поисках бутыли, заныканной предусмотрительным ближним, пугая соседей небритыми рожами, при одном взгляде на которые смутно хотелось пивка. Трубы горят, залить нечем, хмурился Тиль, радеющий за свою репутацию справного хозяина. Белесое небо, напоминающее застиранные голубые трусы, трепыхающиеся на плетне председателя, напомнило Тилю о самогонном аппарате того же самого председателя. Может, попросить на день-другой, отпоить пацанов живым самогоном наперекор той человеконенавистнической водке, что они привезли с собой. Водка приготовлена из отборного технического спирта и канализационной воды в подвале дома номер пять, блять. А че, фляги у него есть, только змеевика, пожалуй, и не хватает. Тиль попер через огороды к председателю, предварительно велев Рихе приволочь от соседей стиральную машинку. Открыла ему дочка председателя, Лизхен, глупейшее голубоглазое существо. Тиль пощекотал заскорузлым пальцем ее худую шейку. Лизхен всегда казалось, что Тиль, наверное, думает животом, и она предложила ему бутерброд. Председатель хотел не дать Тилю бодягу, но тот ласково похлопал по плоской заднице Лизхен, крутившейся около него и окатывавшей его взглядами, полными блудливого кокетства. На пути домой он зашел в магазин, взяв в неоплатный кредит две банки томатной пасты, 10 кэгэ сахару и баллон молока. Нести было трудно. Риха вытащил во двор экспроприированную стиральную машинку. Пауль, чумной от перманентного непросыхания, выкатился под пасмурное осеннее солнце и валялся на жухлой траве, страдая и блюя от недоваренного накануне молока. Можно было просто скурить траву, нет же, Пауль злобно поглядел на Шная, вареная кайфовей. Пошло и проглючило легко, но в этой гладкости явно не хватало тормозов. Пауля ломало и протряхивало. Водки тоже не было. Тиль плюхнул в стиральную машину весь сахар, молоко, дрожжи, добавил томатную пасту и оставил машинку гудеть и сотрясаться от невиданной ею ранее стирки на два часа. Попке, тоже знавший эту народную мудрость – как заставить выбродить бражку за два часа, а не за неделю - ухмыльнулся. На Тиля можно положиться, он такой человек… не подведет. Под покосившимся окном раздался возмущенный гогот. Опухший от недельного пьянства Рихард учил смурного без опохмела Шнайдера сворачивать головы ворованным гусям. Две лохматые птичьи тушки уже недоуменно смотрели мертвыми круглыми глазами на Попке, скопытившегося у забрызганного навозом трабанта. Рих со сладострастным урчанием хрустнул гусиными позвонками, ловко ухватил топор и сильным коротким движением отрубил непутевую пернатую головенку. Белые перья окрасились по краю черно-красным. У Шная с первого раза не получалось, последний оставшийся в живых гусь в его не слишком мощных руках трепыхался, пока Шнай чуть ли не узлом завязал гибкую белую шею. «ггггхххад…»,- прошипел гусак и издох. Бабка, жившая в другой половине хижины, замахала на маявшихся в тесном дворе мужиков рваным полотенцем, крестя и называя христопродавцами, и, страшась спокойных и неторопливых побоев Тиля, скрылась в своей половине. Закусь у них будет. Наконец, все пятеро набились в тесную кухоньку Тиля. По священному закону природы, пары алкоголя, проходя через змеевик, конденсировались и выступали на конце трубки прозрачными каплями самогона. Потом шустро капали на смоченную в марганце вату, заботливо укрепленную на горлышке трехлитрового баллона. Для очистки, как пояснил Тиль. Все, томясь, зачарованно наблюдали, как наполняется дымчатой жидкостью пустая доселе емкость и сладкие мурашки предвкушения пробегали по их толстокожим спинам. Будет день, будет веселие и будет пища. Рих и Флака колдовали у протвиней с еще недавно живыми гусями. Тиль властно разогнал всех по углам, замечая умиленно, как ожили, заблестели, подернулись мечтательной влагой глаза в ожидании попойки. Эх, мать честная, давай наливай, гуляй по-черному! Хлестали еще горячий лиловатый самогон, обливаясь и отрыгивая, жестяные чайные кружки тряслись в руках. Пауль заулыбался, чувствуя, как отпускает озноб, как распрямляется скукоженное тело, как наливаются силой мышцы и проясняется голова. Попке прекратил умирать и бодро зятянул Mix mir einen Drink, Рих со Шнаем перестали хмуриться и ласково обгрызали хрупкие косточки гусей, со смешками вспоминая их всполошенный гогот. В тесной комнатке стало душно от сивушного дыхания. Разгоряченные здоровые мужики, необремененые интеллектом, прошлись разговором по знакомым, по музыке. Но музыка была работой, и даже разговор о ней требовал некого умственного напряжения. Поэтому заговорили о бабах – универсальная тема однополого общения. Как алкоголь расслабил их тела, делая движения расхлябанными, так разговор о бабах расслабил их мысли, предоставляя им катиться по уже стократ проторенной дорожке. Тиль, до этого наблюдавший за резвившимися парнями с отеческой снисходительностью, первым заявил, что хочет трахаться, спровоцировав приступ громко высказываемых половых фантазий. В захолустной деревеньке не было даже шлюх, подруг у берлинцев тоже тут не было, идти снимать случайных телушек в 4 утра не было смысла. Нет плоти женской, прозрачно-упругой, налитой, как спелое яблоко, тесной и покорно-страстной. А когда нет света женской плоти, плоть мужская существует вслепую. Недолгая свалка под ухмыляющейся голой до непристойности электрической лампочкой – схватка по животным законам похоти, когда справедливо побеждает сильнейший. Самым слабым оказался Пауль – может, не самым слабым, может, просто заиграло до щёкоти растянутое стараниями Алеши очко. Зажурившись, как котенок, со сладкими причмокиваниями, Пауль всасывал незнакомые хуи, пока драли его нещадно. После третьего хера боль пропала, и Пауль, нагнувшись, тупо, с недоумением, смотрел на стекающую по его яйцам сперму, вперемешку с кровью и дерьмом. Он облизывался, пытаясь уткнуться мордашкой в чей-то живот, требуя еще, и еще, и еще… Под утро соседская бабка надела петлю, привязанную прямо под крышей у входа на половину Тиля, и сиганула из чердачного окна. Повиснув и отчаянно дергая худыми жилистыми ногами, она стукнула несколько раз в дверь. Глотающие под аккомпанемент стонов Пауля остатки самогона музыканты толпой вывалились на крыльцо, глядя в уже нечеловеческое лицо еще трепыхающейся бабки. Шнайдер, пьяно ухмыляясь, почесал свои заголенные, вымазанные в Паулевском дерьме яйца и неожиданно, как-то интуитивно, подскочил и свернул затянутую в петлю шею. Победно глянул на Риха. Рих одобрительно ему кивнул.
Ответов - 35, стр:
1 2 All
полная версия страницы