Форум » Раммфики » [fic] Ночной Кристоф » Ответить
[fic] Ночной Кристоф
DasTier: для полноты коллекции... все, совесть моя чиста...больше у меня русских слэшей нет, и вряд ли будет в будущем, т.к. в русском мне как-то...некомфортно НОЧНОЙ КРИСТОФ, или Ноктюрн для двух пенисов и четырех колес. *** Есть мысли, от которых кружится голова. Мысли, которые нельзя думать. Мысли исследователя и провокатора, проницательные и въедливые - настырные мыслишки, заглядывающие за официальный фасад вещей и людей. Там, где раньше были только Длина, Ширина и Высота физического тела, такая мысль способна разглядеть намек, или - еще хуже - приглашение. Затем коварная идея исчезает, и ты тупо думаешь, глядя на лицо того, *другого* : а было ли? Я не люблю гадать. Символы, знаки и интерпретации - рай для Тиля. Это он жонглирует метафорами, сшивает вместе несовместимые сравнения и изобретает химер в перерыве между кофе и сигаретой. Мое же дело - математически точный ритм, пунктуальный и надежный. Такие вот мы надежные - я, Шнайдер и Олли, незаменимая ритм-секция группы. Пока другие трое блуждают в дебрях импровизаций, мы мерно двигаемся от такта к такту и благополучно доводим все дело до конца. Я не люблю неожиданности. Неожиданные превращения, когда друг - уже и не друг... Я не хочу выяснять, кто. Не хочу рисковать, не хочу отказываться от привычки, не люблю перестановки. Я - чертовски консервативный консерватор. Это не значит, что я всегда кладу носки в левый угол нижнего ящика или всегда езжу одной дорогой. Разнообразие - хорошая вещь. Поэтому я иногда вечером сворачиваю с проторенного пути и еду по тем улицам, куда семейный мужчина сворачивать не станет. Конечно, исключительно ради географических перемен. Я сбрасываю скорость и тащусь по улицам в ярком желтом свете фонарей, глазея, как юнец, на разодетые манекены в витринах секс-шопов и на девиц, которые, наверно, тоже были манекенами, пока не научились двигаться и разговаривать. Иногда мне кажется, что среди заинтересованных клиентов я узнаю Тиля, и его большая фигура проплывает в желтом свете как маяк, сигнализирующий, что природа функционирует нормально. И консерватор во мне удовлетворенно улыбается. Но я никогда не уверен, что знакомая фигура - это Тиль. Сегодняшний вечер - не исключение. Сегодня я, пожалуй, склонен думать, что фигура, показавшаяся мне знакомой, никак не может быть Тилем. Консерватор во мне напрягается, предвидя сбой в системе. И правда - это вовсе не Тиль, а Шнайдер. Я еще сбавляю скорость. Ну да, это он - девица в красном, девица в синем, девица в латексе и Шнайдер в кожаном пиджаке и джинсах. Но мое консервативное начало протестует вовсе не против подобной компании, а против того места, которой Шнайдер занимает в ней. Как и девицы, он стоит, прислонившись к стене, и вместо того, чтобы быть покупателем, похоже, примеряет роль продавца. «Эй, красавчик, кого будем?» «Не тебя», я отвечаю в пустоту, не глядя на ночную бабочку, с настырностью настоящего насекомого стучащую в окно моей машины. Она шуршит синтетикой и гостеприимным жестом предлагает мне взглянуть на квартет у стены. «У нас сегодня расширенный ассортимент». Это я вижу. А вот видит ли меня Шнайдер, мне не известно. Я сижу в полумраке машины, а он стоит в ярком круге света от ближайшего фонаря. Я вздыхаю с облегчением - по крайней мере, он стоит не у *самого* фонаря. «Ну, так что надумал? Которую? В красном корсете или в черном мини?» «Да нет, я, пожалуй, возьму вон ту, с щетиной и в штанах.» «А ты остряк», бросает девица и уходит, обиженно качая бедрами, чтобы поделиться с товарками своим негодованием по поводу гомосексуального вируса, поразившего современных мужчин. Шнайдер, напротив, отклеивается от стены и идет к машине, сгибается под прямым углом, чтобы заглянуть в окно, и наконец узнает меня. «Ты так или по делу?» Он смотрит на меня, потом оглядывается по сторонам и нетерпеливо облизывает губы. «Спрашиваешь, как будто ты на работе». Он переминается с ноги на ногу, от чего его зад, плотно обтянутый джинсами, приходит в движение. Мне этого не видно, но мое воображение знает, как это должно выглядеть. Мое воображение вообще слишком часто знает, как должно выглядеть то, что мне видеть не полагается. «Пауль, я взрослый мальчик, а ты - не моя мама. Угости меня сигаретой и езжай домой». «Не раньше, чем я узнаю, чем ты тут занимаешься». Тем не менее, я протягиваю ему сигарету в знак моих дружественных намерений. «Полевыми исследованиями». Он с удовольствием затягивается и выпускает дым через нос, не желая ради этого разжимать ехидно изогнутые губы. «Социолог хренов». «Если ты надумал меня оскорблять, мой час стоит полтинник». «Дешевка». «Я начинающий». Он принимает оскорбленный вид, и я не знаю уже, пьян ли он, под кайфом или просто прикалывается. «Пожалуй, я накину еще двадцатку за ехидство клиента. Марта всегда так делает, когда речь заходит о плетках». Я вытаскиваю сотенную купюру и засовываю ее за ворот его рубашки. «Сдачи не надо. Я слышал, эти сутенеры жуткие сволочи». Он довольно улыбается и садится в машину, ловко размещая свое длинное тело на сиденье, и я невольно слежу за его движениями краем глаза, что он, конечно же, сразу замечает. «Чего ждем? Поехали. Счетчик включен». Я послушно жму на газ, и три девицы под фонарем уплывают в прошлое. В настоящем же есть только ночная дорога и Шнайдер, сидящий вполоборота ко мне и дымящий сигаретой. «Ну, и что же мы будем делать? Приказывай, мой повелитель». Его нарочито почтительный тон почти заставляет меня улыбнуться, но я сдерживаюсь и усилием воли придаю лицу суровое выражение. «Хватит игр. Сделай милость, удовлетвори мое любопытство». «Дорогой, за сотню я удовлетворю тебе что угодно, а не только любопытство», он отвечает жеманно, и мы оба прыскаем со смеху. Мы смеемся долго, до слез, по крайней мере, он - я замолкаю на мгновение раньше и сосредотачиваюсь на дороге. Наконец он хлопает себя по колену, усыпанному пеплом, и вытирает глаза. «А все-таки?» Вместо того чтобы затушить сигарету в пепельнице, он опускает стекло и выкидывает ее в окно по-мальчишески залихватским жестом. «Да так. Ничего особенного». Теперь он смотрит не на меня, а в окно, на темные силуэты дорожного ограждения и деревьев. «Думал посидеть в баре. Выпить пару стаканов ну и... сам знаешь, как будто ты этого не делал». Конечно, в своей жизни я не раз сидел в баре, не раз выпивал и, должен признаться, не раз пользовался услугами платной компании. Но я никогда не стоял в одном ряду с теми, кто предлагает эти услуги, о чем я и информирую Шнайдера. «И тебе никогда не хотелось?...» «Нет». «Не было интересно, каково это?...» «Нет». «А вот мне было», сообщает он, а я сообщаю ему, что уже заметил. Он опять отворачивается с надутым видом, и некоторое время мы едем молча. Пока я не спрашиваю: «Ну, и как?» Он неопределенно пожимает плечами. «Тебе же не интересно». Теперь я должен убеждать его, что всю жизнь горел желанием узнать, что это значит - быть шлюхой. Мы препираемся пару минут, пока он вдруг не замолкает, и я удивленно поворачиваю голову, чтобы взглянуть, не решил ли он опять поиграть в обиды. Но нет: передо мной редкий Шнайдер, Шнайдер, которого мы почти не видим, - а именно, Шнайдер задумчивый. «Знаешь, по-моему, главное тут - безволие и анонимность». Он употребляет длинные слова, и я настораживаюсь еще больше. «Что ты имеешь в виду?» Он пытается отделаться от ответа очередным неопределенным жестом. «Когда за тебя решают, что ты будешь делать. Когда для кого-то ты - уже не ты, а просто губы. Рука. Член.» «У шлюх нет члена». «И правда». Он недоуменно замолкает, как будто я поймал его на подсознательной оговорке, и я подозреваю, что так оно и есть. Мы все знаем, что у Шнайдера проблемы с женщинами. Точнее, не только с женщинами - с любым, кто грозит потенциальным слиянием душ. Шнайдер не любит сливаться в чем-либо, кроме краткого оргастического экстаза, после чего вновь становится бдительным стражем своей личной территории. Все знакомые в его окружении четко рассортированы по категориям, и он строго блюдет порядок, не позволяющий никакой своевольной личности переходить из одной группы в другую. А я еще называл *себя* консерватором. «Зато у них есть руки», прерывает он поток моих мыслей и, чтобы подтвердить сказанное, помещает руку мне между ног. Я вынужден держать руль и могу только беспомощно ерзать на сиденье, пока его рука массирует меня с трудолюбивой настойчивостью. «Давай поиграем. Представь, что мы не знакомы и вот только что случайно встретились. Как тебя зовут?» Я рулю строго вдоль разделительной линии, словно главная цель моей жизни - ехать как можно ровнее исключительно со скоростью 50 км/ч. «П-Пауль», бормочу я в ответ. «Привет, Пауль. А я - Свен». Мое идеальное вождение разбивается вдребезги, когда я резко жму на тормоз. «Почему...Свен?» «А почему бы нет?» возражает он с железной логикой и продолжает делать свое дело. Но в остальном этот Свен неразговорчивый парень. Он задумчиво смотрит куда-то вдаль ночного шоссе, и на губах его блуждает легкая улыбка, пока его рука, словно сама по себе, перемещается вверх и вниз по моему животу плавными, округлыми движениями. Мои колени инстинктивно раздвигаются, а отяжелевшая нога давит на педаль газа. Я искренне надеюсь, что в этот поздний час на дороге уже нет ни лихачей, ни патрульных машин. Наконец, предприимчивый незнакомец Свен добирается сквозь слои одежды до моего тела, и еще через пару минут я решительно жму на тормоз. Машина останавливается под визг шин, а на коврике под сиденьем водителя блестят свежие следы его позора. «Это...Это не стоит целой сотни», вяло бормочу я, пока мои трясущиеся пальцы все еще сжимают ставший скользким от пота руль. «Сказал зритель после концерта». Обрывки мыслей мечутся в моей голове, мне хочется возразить что-то смутное о том, что на наших-то концертах мы отрабатываем все сполна; но вдруг я чувствую пустоту на своем теле там, где еще недавно была теплая и тяжелая рука. Он по-прежнему сидит рядом, но, отвернувшись с очередной сигаретой в зубах, он кажется вдруг очень далеким. «Эй, а где же Свен?» робко пробую я. «Ушел», бурчит Шнайдер, и я понимаю, что подыграть мне не удалось. «Уже успел соскучиться?» «Возможно. Уж очень он...мимолетный». «Так радуйся этому. Он не из тех, кого приглашают на выходные». Шнайдер докуривает, вылезает из машины и резко втаптывает окурок в еще теплый от солнца и колес асфальт. «Я прогуляюсь, пожалуй». Я смотрю, как он уходит, расплывается в темноте, чтобы вновь обрисоваться в кружке света от очередного фонаря, и каждый раз его фигура становится все меньше. Не сводя глаз с дороги, я машинально застегиваю брюки и принюхиваюсь к слабому запаху табака и его одеколона, который все еще чувствуется в машине. Затем завожу двигатель и медленно трогаюсь вслед за ним. «Хелло. Есть планы на вечер?» Он подозрительно смотрит на открытое окно поравнявшийся с ним машины. «Прекрасно. Залезай. Ничего, если я буду звать тебя Хейко?» Конец. 8.02.2004
Ответов - 21, стр:
1 2 All
Obdurate Iceberg: DasTier цитатанее, я не знаменитость, знаменитость у нас сами знаете кто КТО? цитатаресурс переехал. еще раз адрес: http://rammstein.imjustsayin.net О, понятно... Переселение. А я блин ищу...
полная версия страницы