Форум » Раммфики » Последний день » Ответить
Последний день
die Wut: название: последний день пэйринг: классика Тилль/Рих (да и в остальном все классически мило и банально) рейтинг: очень безобидно бета: не было терпения ждать, так что – увы, без бэты от автора: написано где-то полгода назад, вдруг вздумалось выложить, (не)много сопливая новелла, насчет скобок судить вам =) Я не мог писать музыку. Уже столько времени – не мог, гитара, как назло, не издавала ни звука. Ничего нового, бесплодная смерть. Несмотря на то, что мы расставались. Или – именно из-за этого. Мы расставались, и я неизбежно знал: мы не увидимся шесть месяцев, но расстаемся навсегда. Я знал это месяцем раньше, знал и тем вечером, когда готовил ужин, ожидая, пока Тилль придет со свидания. Он не знал. Он долго молчал, долго мялся, был послушен и нежен. Хвалил мою стряпню, и, наконец, сказал: - Тебе лучше не оставаться на ночь. - Никогда? – спросил я возможно мягче и тише, без всякого вызова. Так я облегчил ему задачу до одного слова, но он даже его выговорить не смог, эти две буквы. Да я и не хотел слушать. Я всегда понимал его без слов. И тогда понял, что так сразу это не кончится. Ведь мы даже не попрощались, я мирно, молча ушел, но за мной последовали его глаза, мысли, а на следующий день – он и сам стоял у меня на пороге. - Давай проведем этот день вместе. Последний день. Имеет ли это смысл? Конечно, нет. После стольких лет один день ничего не решает, но я отдам оставшиеся годы одиночества за этот день - с ним. Мы вышли из дома, сели в машину. Я без сомнений отдавался в его власть, готовый ехать куда угодно. И все же, я не хотел говорить. - Ты обвиняешь меня? – спросил он осторожно, не отводя взгляда от дороги. - Нет. - Почему молчишь? Пожелтевшие поля неслись за окнами, вялое солнце сквозило сквозь пористые облака. Я приоткрыл окно и вдыхал осень. Какое счастье, что с ним мы можем просто молчать. - Ты обвиняешь меня. - Нет, просто мне это непонятно. - Я объясню. - Не надо. - Ты все поймешь… - Не надо! Он замолк, отвернулся, я уже мягче добавил: - Потом. Потом мы неслись по шоссе наедине с теплым ветром и тусклым небом, треугольники улетающих птиц беззвучно скользили над головой, все было неестественно оранжевым, даже его лицо. Все равно я не пойму. Если бы только он мог услышать, я бы сказал ему… Ты – мой гений, и пейзаж за окном красив тобою, и воздух свеж тобою. Когда-то ты пришел в мой мир, и обещание счастья, вечного и мучительного, исходило от твоего лица и фигуры… Когда-то ты сказал мне: живи! – и с тех пор я жил, жил и дышал, потому что твой запах вырастил во мне легкие, а твое тепло - сердце. И я стал слаб, слаб и одинок, чтобы служить тебе, и все это были только мои рассветы и закаты с твоей драгоценной головой у меня на плече, и все вместе это было – счастье. Ты – воздух, ты – сила в моих мышцах, стержень в моем теле, центр моего мира и единственное условие моей жизни. Вначале было слово, и слово было – Ты… Тилль остановил машину на обочине, около узкой проселочной дороги, куда мы и свернули уже пешком. Потом мы шли средь жухлой травы безлюдного поля, он улыбался своим мыслям, а я с болью угадывал их. - Ты снова думаешь о ней? - Что? Да. Знаешь, я счастлив теперь. Я теперь знаю, для чего жил. Для чего дальше жить. И хочу. А раньше было на все плевать… Тебе неприятно это слышать, да? - Да, но ничего страшного. Ничего нет страшного, пока мы вместе, пусть даже это кончится уже сегодня вечером. Мы сели на холме под скрюченным деревом, сквозь редкие листья просвечивал оранжевый солнечный свет. - Я знаю теперь, что такое любовь, - сказал он почти виновато. До этого я хотел положить голову к нему на колени, обнять его, но тут меня словно полоснуло по лицу, дернуло назад. Он ведь и мне говорил… Плевать. - Я уже не обижаюсь, но зачем было лгать? - Я не лгал. Все между нами было на самом деле, просто… прошло. Я думал, что это навсегда, что это – максимум. Пока не встретил… настоящее. Прости. С этого момента и до конца – все было настоящее. Он задал самый глупый вопрос: а как ты? Поскольку у меня не было ответа, который мог бы что-то прояснить, изменить или сделать понятным для него, я потянулся к его губам и встретил их на пол-пути. Впрочем, это он первым стащил с меня куртку, а рядом расстелил свою, и он придавил меня всем телом, заставив лечь. - Знаешь, что это мне напоминает? – сказал он почти весело. – «Let me see you stripped»! - Для этого холодновато. Может, как-нибудь так обойдемся? Я хотел спросить еще, что он теперь думает о верности, но, расстегивая его брюки, дотронулся до горячей кожи живота, и с этого момента хотел только его… Нет, конечно, это не входило в наши планы, но у каждого из нас оказался в кармане тюбик смазки, и часом позже, когда мы еще лежали рядом, нам нечем было оправдаться. - Тилль, что ты думаешь о верности? - Я буду верен ей. С этого момента. Мы же весь отпуск будем только вдвоем, и потом тоже. - Ладно. - Что будешь делать ты? – спросил он словно с опаской. - Пытаться написать музыку. - Шесть месяцев? - Если понадобится, да. - А если… - Брось. Тилль долго и вдумчиво вглядывался в меня, лежа на боку, может, думал – поцеловать ли? В последний раз? Я обнял его, крепко прижался, сказал – замерз. - Мне сегодня сон снился, я из-за него долго проснуться не мог, - рассказывал Тилль. – Там мы с тобой стояли как будто на краю вселенной, а дальше было огромное черное ничто, и в нем был рассвет, как шар, оттуда неслись яркие синие лучи рассвета и нас освещали. А мы были такими маленькими, и стояли рядом на самом краю… В общем, это не описать. Как будто бы – на краю рассвета. Но мы были уже на краю заката. Луг запылал багрово-красным, так же, как и я внутри, а пористые облака вдруг набухли и разразились слезами, так же, как и я внутри; и мы шли сквозь дождь и солнце, плотно прижавшись, не говоря ни слова, и он улыбался всякий раз, когда взглядывал на меня, а я не уставал коллекционировать его бесценные улыбки, которые совсем разучился ценить за последние годы. Взмокли его коротко стриженые волосы, ручейки воды стекали по шее, неприятно щекоча, мы ежились и спешили, продираясь через повлажневшую проволоку травы, и все же я радовался затянувшемуся времени. Под конец мы побежали, от дождя мутнело в глазах, от его смеха – в голове, и я тоже смеялся, но он – от радости, я – от отчаяния. Он вышел из машины, чтобы проводить меня до подъезда. Из-за дождя почти никого не было на улице, наверное, поэтому он сказал: - Поцелуй меня, только быстро. Но я поцеловал его по-настоящему, долго и глубоко, и, оставив, не оглядываясь шагнул в подъезд, унося с собой последнее ощущение черной дыры его рта, закрытой для меня теперь раз и навсегда. Теперь, я чувствовал, оно не бесплодно, теперь я смогу оформить прошлое в звуки… Может быть. Я пронесся в комнату, не закрывая дверей, схватил гитару и потянулся к струнам, стараясь успокоиться. Раз, два – попробуем вот так… И звуки слились в одну стройную, как чувство, буйную, как мысль, мелодию. Я играл сумасшедше, играл адски, играл все – сонное утро, нежный дождь, прозрачный день, скроенный из его прикосновений, цепочку его улыбок, сквозь которые просвечивала жухлая порыжелая трава… играл свое унижение, свое растоптанное самолюбие, свою отвергнутую, постыдно не замеченную любовь, его святой эгоизм, его счастье – как горько, как высоко взвилось его новое, непонятное счастье, разбившись о потолок, рассыпавшись кругом звонкими нотами!.. а когда исчерпал день, еще вдохновеннее играл вечер, играл каждый его взгляд, каждый шаг, который я окрестил про себя последним – все, вплоть до того последнего поцелуя, поставившего на наших отношениях жирную точку, разбежавшуюся кругами и вконец поглотившую меня. Я не знал, что он слушал, но он слушал – и он слышал. Я увидел это по его лицу, едва повернувшись: струны гитары еще дрожали после последнего звучного аккорда. Тилль долго стоял в дверях с растерянным и пораженным видом. - Ты... Так вот как это на самом деле? Это столько значит для тебя? Я не знал, я правда не знал. Прости, Рихард. Прости. Что ж, теперь он знал. Он знал. Знал. И он сказал мне – «прости». И он опустил глаза и вышел. Мне даже не нужно было слышать шум мотора, чтобы понять – теперь уже навсегда. Но я и не слышал. Я взял гитару и заиграл снова – еще прекраснее.
Ответов - 6
ein Traum: так грустно сразу стало... и Риха жалко. и пусть немного сопливо, как выразился автор, зато чуЙства сильные и искренние вызывает этот рассказ, а это есть оч хорошо.))
draw: увяз, застрял, ничего не понял, не дочитал. Вал каких-то высокопарных слов и всё. Извините.
die Wut: ein Traum Спасибо, я рада=) draw Гм, а мне-то казалось, что тут сплошная простота - и слова, и сюжет.
martinn: Запнулся о слова про "черную дыру рта".. вроде романтика и все дела, и вдруг такое определение... резануло А так понравилось. Любофф, блин!
die Wut: martinn Хорошо, что только на дыре, меня не только это коробило=)... Спасибо.
Rain: Я тоже споткнулась, но решила, что черная дыра здесь в романтическо-астрономическом смысле В целом фику мой +1
полная версия страницы