Форум » Раммфики » жизнь прекрасна (Тиль+Рих, Пауль+Шнай) » Ответить
жизнь прекрасна (Тиль+Рих, Пауль+Шнай)
draw: Жизнь прекрасна - Пауль, если ты ещё хоть раз это сделаешь… - Заткнись, Шнайдер…Я те руку уберу! Ночь. Где-то далеко за рехаувскими окнами недовольно ворочается рёв мегаполиса, превращённый пластиком и двойным стеклопакетом в лёгкий шорох страниц. Один лежит на спине, и чёрные завитки волос прилипли к его лбу, разметались по девственно-белой подушке. Другой – верхом на нём, упирается широкими ладонями в его гладкую грудь. Живот напряжён, вздрагивает, блестит от пота. Рука Шнайдера мерно и чётко скользит по солоноватой смазке вдоль всей длины члена Пауля. Отточенные и ритмичные движения. Пауль постоянно шутит над ним – «Человек-метроном». Шнайдер не любит, когда на его голый вспотевший живот, который обнимает прохлада ночной комнаты, внезапно и неожиданно выплёскивается обжигающая сперма Пауля. Пауль всегда «делает это» без предупреждения, замирая на долю секунды слишком поздно для того, чтоб Шнайдер успел что-то предпринять. Но, тем не менее, Шнайдер не очень-то и сердится. Он любит смотреть, как Пауль жмурится и немного страдальчески хмурит брови, когда кончает. «Человек-метроном» сам помогает ему собственной рукой и каждый раз ворчит «ещё хоть раз…». И каждый раз он еле слышно рычит, когда его кожа вздрагивает от резкого, горячего и липкого прикосновения. Но они всегда кладут на ночной столик рядом с кроватью стопку салфеток. Маленькие, милые, «семейные», как шутит Пауль, привычки – душ «до» и «после», обязательно вместе, кусание сосков, салфетки на столике. И эта поза. Они уже забыли, когда решили её попробовать. Они забыли даже, когда впервые переспали друг с другом. Кажется, они уже сто лет любовники. Это тоже маленькая, уютная, безобидная привычка. Ничего такого. У обоих – жёны, дети. И секс друг с другом. Друг. С другом. - Чёрт. Хочу пить. – безапелляционно сообщает Шнайдер. Это значит, что сейчас он заворочается, встанет с грацией оказавшегося в посудной лавке слона, переползёт через Пауля, обдав его жаром, мускусом и солью своей голой влажной кожи, и зашлёпает босыми ступнями по полу, направляясь в кухню. Пауль вольготно валяется на животе, и жёлтый неоновый свет, проникая из окна, лежит на его округлых ягодицах. Недовольно ворча – так хочется ещё немного полежать! – он пропускает Шнайдера и сладко зевает. - Чёрт. Мобильник мой не видел? – шлёпанье вернулось, комната, казалось, снова наполняется теплом и мускусным ароматом. Пауль просто хочет слушать шелест страниц ночного города и Его молчание. А Он о каком-то дурацком мобильнике! - Видел. Серебристый такой. Ты им полмесяца хвастался. - Ха-ха, все оценили шутку, - угрюмо буркнул Шнайдер, - мне надо Эфе позвонить, а то она меня потеряла, наверное. А номер её у меня в мобиле. Так не помню. Пауль поднимает от подушки немного помятую физиономию с лучистыми глазами и продолжает хохмить: - Не помнить телефон своей подружки – это не вежливо. - Пауль. - Да не видел я твоего мобильника! Меньше с Тилем бухать надо! И память целее будет. – Пауль перевернулся на спину и потянулся, похрустев костяшками крепких пальцев. - Точно! Наверное, я его у Тиля забыл! – Шнайдер звонко хлопнул себя по лбу. И мгновенно принялся одеваться. - Шнаааай, четыре часа утра! Если Тиль ещё не проспался, то он либо тебя не пустит, потому что ты его разбудить не сможешь, либо, если сможешь, пустит и зароет в саду. - Ничего, выкопаюсь. – бурчит Шнайдер, слегка подпрыгивая, чтоб быстрее натянуть узкие джинсы. Пауль невольно отмечает про себя - в который уже раз - что в этих джинсах у Шнайдера чертовски аппетитная задница. - Шнайдер, да завтра ты свой телефон вернёшь. – едва ли не хнычет Пауль. - Завтра меня удавит Эфа. – уже застегнул ширинку, ищет футболку. - А сегодня тебя удавит Тиль. Конечно, мучиться будешь меньше, но всё же… - Иди закрой за мной. Его проще убить, чем переспорить. - Погоди, я с тобой. – недовольно бурчит Пауль, выползая из тёплой постели. По крайней мере, он не так много выпил на спонтанной гулянке у Тиля. А вот Шнайдер прилично заложил за воротник. Куда его такого отпускать? Лучше уж самому вести машину. Да и Тиль пьёт в последнее время просто пугающе много. Он что-то совсем сдавать стал. Мало ли, что у него в башке-то его шизоидной. Не хватало отпускать к нему Шнайдера одного, ночью… Всё началось с торжественных «поминок» по уехавшему в Америку Рихарду. Не уехавшему, а оглушительно хлопнувшему дверью. Скатертью дорожка, прима-балерина! …Перед выходом из квартиры – смачный, солоноватый поцелуй. Всё-всё, поехали. Да поехали же! - Шнайдер, я тебе говорю, сейчас ты его не добудишься. – устало говорит Пауль и зевает, облокотившись на дверной косяк. Шнайдер с упрямством, вошедшим в фанатские легенды, давит на кнопку звонка, грохочет ногой в дверь. И всё из-за какого-то телефона. Тут даже не идёт речь о некоей Эфе. Это просто принцип. Отдайте мне мой телефон и всё тут! Пауль зевнул ещё раз, почему-то представив, что сейчас дверь резко распахнётся, на пороге появится Тиль в одних трусах и с двустволкой и одним выстрелом снесёт голову Шнайдеру. По крайней мере он, Пауль, именно так и расправился бы с надоедливым «дятлом» в четыре часа утра. - Полицию сейчас вызовем! – заорала какая-то дамочка предпенсионного возраста из соседнего коттеджа. А ведь могла бы молча вызвать. Наверное, долго наблюдала из своей спальни за задницей Шнайдера, а потом решила привлечь к себе внимание. Шнайдер, проигнорировав, молча обошёл дом Тиля, то и дело попадая в квадраты жёлтого света, лившегося из окон. Потом так же молча разбил стеклянную вставку в двери на чёрном ходе, просунул руку внутрь и впустил сам себя. И Пауля заодно. Где-то играла в который раз поставленная на повтор музыка. Свет горел в холле, в кухне и где-то наверху. В помещении царил форменный бедлам. Следы недавней попойки встречались на каждом шагу в виде пустых и полупустых бутылок, одноразовой посуды и уроненных окурков. Где-то здесь должен валяться и Тиль. Хотя, он вряд ли сейчас помнит, где телефон Шнайдера. Он вряд ли даже вспомнит, кто такой Шнайдер…Пауль угрюмо думал, что они торчат сейчас здесь вместо того, чтобы посапывать под одеялом в тишине и тепле. И всё из-за какого-то телефона. Или даже из-за девицы, до которой Шнайдер всё равно сегодня не сможет дозвониться. - Тиль! – заорал Шнайдер, запрокинув голову. Глупо, подумал Пауль и снова зевнул. Шайдер принялся рыскать по дому, словно полицейская овчарка. В принципе, отметил по себя Пауль, он похож на овчарку. Хех. Породистый такой комиссар Рекс с умильной, но хищной мордой… Усевшись в гостиной в кресло и вытянув ноги, Пауль зевал во весь рот и ждал, когда Шнайдер вытрясет из пьяного Тиля свой драгоценный мобильник, и они, наконец, уедут домой и, может, продолжат свои милые «семейные шалости». - !!! – донёсся сверху ёмкий мат Шнайдера. Судя по всему, он в комнате Тиля. Пауль вскочил и бросился по ступенькам вверх. Что там происходит, чёрт побери? Не происходило ничего. Шнайдер стоял у кровати, на которой возвышалась недвижимая громада Тиллевского тела. Пауль не сразу заметил в руках у Шнайдера какую-то скляночку. На полу валялось с полдюжины бутылок. Водка, коньяк, какое-то вино. Крепкое. - Шнайдер, я тебе говорил, ты его сейчас хрен добудишься. – начал было Пауль, но Шнайдер оборвал его: - Да ты что, не видишь? Он мёртв!!! Пауль почувствовал, что у него свело затылок. - Чего? - Он траванулся! Пульса нет! Вот, какой-то дрянью! Протянутая бутылочка в крупной широкой ладони. Снотворное. Довольно сильное. И море алкоголя… Дальше всё как в тумане. Броситься к большому неподвижному телу на постели. Чёрт, Шнайдер, ты остолоп! Ты где щупал пульс, на заднице? Вот же он, пульс-то! Он жив! Быстро за руки его хватай, потащили! Воду, воду включай холодную! Блюй, собака, блюй тебе говорят! Да голову держи, чёрт….чёрт…чёрт…Да захлебнётся же, аккуратнее! лучше скорую вызывай! Где у него грёбаный телефон. Ёпт! Пауль, это же мой мобильник! Вот тут валялся, на диване! Пошёл ты в жопу со своим мобильником! Звони давай! Алло, служба спасения? У нас тут человек умирает! Отравление! Таблетки какие-то! Пауль, адрес какой? Какого ляда я должен знать его адрес?? Алло! Тиль, не смей! Не смей…не умирай, сволочь! Открой глаза! Руки ломит от ледяной воды. Его мокрые волосы липнут к бледному лбу…Сползает на кафельный пол. Его невозможно удержать. Его жизнь выскальзывает сквозь пальцы. - Рих…. – сиплый свист из голосовых связок. Это вздох или он зовёт Рихарда? Тиль, ты что, из-за него? Из-за этой крашеной сучки? Да он не стоит даже твоей блевотины в унитазе! Никто и ничто не стоит твоей смерти. Ты не можешь так поступить со всеми нами! Не можешь! Пауль изо всех сил шлёпает Тиля по щекам, тот лишь невнятно мычит что-то…И выскальзывает, выскальзывает…пальцы легонько коснулись ладони Пауля, и он сжал их изо всех сил. Ресницы дрогнули, мутные глаза приоткрылись. Пауль смотрит в самые их зрачки. Глаза ничего не видят, закатываются. - Рих…не уезжай… - Да чтоб твой Рихард сдох в своей вонючей Америке! – заорал Пауль, чувствуя, как под его веками начинается предательское жжение. Это не слабость. Это ярость. И Пауль плачет. Злобно, стискивая зубы до боли. Плачет. А Тиль лежит перед ним тихо и больше не зовёт даже Рихарда. - Вот тут он! Сюда, скорее! – в ванную вваливается бледный Шнайдер, едва ли не волоком таща за собой бригаду спасателей. Тиля увозят. Мир немного пульсирует и плывёт перед глазами. Время раскрутило стрелки часов вперёд так быстро, что кажется, будто заложило уши. Как в самолёте. Если не сглотнёшь, то лопнет голова. Пауль и Шнайдер сидели в приёмном покое, нервно вцепившись в руки друг друга. Им плевать, что о них подумают. Педики – так педики. Там, чёрт побери, умирает не только их друг. Умирает раммштайн. Очень большая и очень важная часть их жизни. Часть их самих. Подходит доктор. Типичный интеллигентный немец с высоким лбом и обширными залысинами. Очки похожи на Флакины. Улыбается. - Всё в порядке, завтра он сможет вернуться домой. - О, спасибо, спасибо! – Шнайдер так энергично трясёт узкую руку, что может даже оторвать её. Доктор осторожно, но настойчиво выскальзывает от него, изо всех сил улыбаясь, точнее, скалясь. Всё в порядке. Всё позади. Это был просто ночной кошмар. Этого не было…Не было…Пауль едва сдерживался, чтоб истерично не рассмеяться. Тиля спасла масса его тела. Пауль решил, что больше никогда не будет подшучивать над тем, что «такого коня пара бутылок водки не свалит». Не свалит. Проверено. И это больше не смешно… Уффф…Господи. Ты есть на свете… - Шнайдер, признавайся, это была твоя идея подослать к Тилю Фляке? Ты что, забыл, что врач сказал? Этим грёбаным снотворным Тиль звезданул себе по печени и сердцу сильнее, чем это мог бы сделать Майк Тайсон! – кипятился Пауль, едва ли не плюясь в телефонную трубку, - вы что, сговорились все, что ли, довести Тиля до могилы? То Олли с его грёбаными травками неизвестного происхождения, то наш заслуженный алкоголик! Отличная компания для Тиля, едва оклемавшегося после той «попойки»! - Пауль, да что ты бесишься? Всё в порядке, Флаке – тоже неплохая компания. Хоть кто-то. Не оставлять же Тиля одного! Я уже не знаю, какой ещё предлог выдумать, чтоб с ним посидеть. И я понятия не имею, куда ещё можно попрятать от него эти чёртовы таблетки. - Сам выпей, мать твою! - Знаешь что, я ему не нянька! И ты тоже! Что ты крыльями машешь, как наседка?! - Да так. Захотелось вот на досуге побыть ангелом-хранителем престарелого суицидника! – ядовито прошипел Пауль, расхаживая туда-сюда по комнате и пиная провод телефона, - понимать надо, что в этом состоянии Тиль на всё способен. Ты хочешь утирать носик его безутешным дочуркам и вдовушке? - Знаешь, - рявкнул в свою очередь Шнайдер, - у меня сложилось впечатление, что всё, что тебя интересует, это группа! Как бы она не развалилась. Даже Эму не так носится по потолку. - Оно и понятно! Он себе ещё десять таких раммштайнов может набрать! А мы останемся… Пауль внезапно умолк, но Шнайдер уже вцепился в подставленный уязвимый бок: - Ахххааааа! Так значит, Тиль для тебя – это курочка, несущая золотые яйца? То-то я думаю, ты сам не свой от беспокойства за его здоровье. - Хоть кто-то из нашей грёбаной компашки беспокоится за его здоровье! – Пауль почувствовал, что его щёки вспыхнули, и он поспешно бросил трубку. Грохотнул телефоном по ночному столику, на котором давненько не появлялась стопка салфеток и серебристый мобильник Шнайдера. С размаху уселся на кровать и досадливо закусил губу. Чёрт бы побрал Шнайдера. Но он прав. Как это мерзко осознавать. Пауль нахмурился. Они всегда плохо ладили с Тилем. Он Тиля раздражал, а Тиль его с некоторых пор просто бесил. С тех самых, как стало ясно, что весёлому, ни к чему не обязывающему сексу с Рихардом больше не бывать. Потому что у Рихарда есть Тиль. И началось. Разборки, ревности, крики, драки, якобы на почве творческих разногласий. Да-да… Ах, как скандалил наш Риха! «Вы меня совсем не цените, подонки! Это после всего, что я сделал для вас!» и при этом прицельно смотрел на Тиля полными непролившихся слёз глазами. Да-да. Конечно-конечно. Ты многое для него сделал, Рих. Подарил ему жизнь и чуть не отнял. Точнее, почему же «чуть не…»? Олли, вернувшись с первого же визита к Тилю после инцидента с таблетками заявил, что больше к нему – ни ногой! - Мужики, да он же просто живой труп! Мне с ним страшно, чёрт побери! – говорил Олли едва ли не шёпотом, - у него взгляд остекленевший… Фляке ничего этого не смущало. Матёрого панкаря мало что могло смутить в этой жизни. Попивая пивко, он почти спокойно говорил, что Тиль – не жилец на этом свете. Слова Фляке пугали, но почему-то никому не казались бредом и чем-то невероятным. Но сам Тиль, глядя в широко раскрытые глаза Пауля, бурчал: «Ничего подобного, не собираюсь я себя убивать и не собирался. Просто хотел поспать. Бессонница была. Вот и всё». А потом отворачивался и словно выключал себя из мира живых. Намёки на Рихарда и его отъезд вызывали у Тиля короткие приступы смеха. Страшного, нервного хохота. Так смеются лишь те, кто сам себя стремится вывернуть наизнанку и вытряхнуть из себя какие-то воспоминания, словно мусор из пылесборника. Но эти воспоминания цепляются за сознание и калечат, калечат, калечат... А Тиль смеётся. Пауль угрюмо посмотрел на телефон. Чёрт. Поссорился со Шнаем. Так хочется к нему сейчас прижаться, просто по-дружески. Хоть кто-то чтоб был рядом. Вся эта галиматья и страх так выматывают! Надоело, что все страдают! Хочется, чтоб даже Тилю стало хорошо. Несмотря на то, что он отнял Рихарда у Пауля просто одним фактом своего существования. Несмотря на то, что Тиль – это раммштайн, а раммштайн – это Тиль, и умри он – умрёт группа. Сиамские близнецы тоже умирают почти одновременно…Вросшие друг в друга плотью и кровью…Почему они все от него так зависят, от этого выжившего из ума старика?! Но смерти Тиль не заслужил. Не заслужил, чёрт побери! Пауль яростно схватил телефон, нашарил в ящике столика записную книжку и стал набирать номер.
полная версия страницы