Форум » Тут что-то бессистемное » 12 злобных читателей » Ответить

12 злобных читателей

Ketzer: обострение критицизма в сети сподвигло на создание сией темы. дабы предоставить потенциальную возможность интерактива критикам и не заставлять их жаться злобно по темным углам, приглашаю всех желающих субъективно критиковать любые фики по раммслэшу и выкладывать их тут. хорошо бы, если бы сами фики тут были, на форуме, не говоря уже об авторах. допускается, в принципе все, кроме совсем уж изобилия мата и чОтких наездов на авторов. просьба понимать, что разбирается все же фик, а не морально-нравственный облик автора. в случае технической невозможности запостить текст, обращайтесь по адресу ketzer2008@gmail.com или на U-mail в дайре http://www.diary.ru/~der-ketzer .

Ответов - 48, стр: 1 2 3 All

Achenne: да и не только РАММслэша можно %))

Ketzer: ок. любых фиков, выложенных тут.

DasTier: так вроде в те времена, когда здесь активно выкладывались фики, разнос наступал сразу, как только для этого давался повод. сусальности особой не было никогда.


Achenne: DasTier да и вообще, никто особо розовыми соплями тексты не обмазывал. критиковать всегда любили даже если, в целом, текст нравился

Ketzer: DasTier прошли эти золотые времена. ща нынче народ склонен устраивать полив слезами, соплями и прочими истериками, если им пару запятых поправишь. ничо, ща че-нить придумаю нащщет злых критиков.

Ketzer: доеб нумер айнц. Название: Икебана Автор: Achenne Категория: RPS Пайринг: Till Lindemann (Rammstein)/Stefan Ackermann (Das Ich) Рейтинг: NC-17 Вне всякого сомнения, вокалист Rammstein Тилль Линдеманн был последним, кого можно узреть на концерте - а уж тем более, на медленно, но верно сползающей в пьяное «рассеивание по углам» афтерпати Das Ich. Ояебу, обоснуй накормлен одним предложением, автор так робко извинился – типа, написать надо, так про прошу верить и не гавкать, о злой зверег. Штефан изумленно вытаращился на эдакое явление и едва не был сбит с ног обкуренной девицей. Девица немедленно извинилась сомнительно, что раз девка укурилась так, чтобы сбить с ног штефа, то в состоянии извиняться, или хотя бы просто в состоянии понять необходимость извиниться. - если только Штефан правильно разобрал то, что осталось от немецкой речи, и Штефан переключился на истинного виновника намечающейся шишки на лбу. Тот стоял над Штефаном - два метра высоты и центнер мускулов. Еще бы знать, чего ему надо... ну ни хера ж себе – реально, взял и пришел на афтерпатю. Не иначе, как сексу захотелось или денег. А по каким причинам еще Тилля могло занести на афтерпатю к ДИ? -Из-за тебя, между прочим! - невежливо буркнул Штефан, потирая лоб. Сильно часто имя Штефан употребляется. Он забрался на высокий стул у стойки бара: ненавидел, когда его разглядывали сверху вниз. Не то, чтобы он комплексовал из-за своего роста и излишне хрупкой фигуры, просто его раздражали самоуверенные гипермаскулинные амбалы, наподобие Линдеманна. Конечно, а так вообще совсем не комплексовал… -Извини, - Тилль ухмыльнулся. Штефан фыркнул. -Даже не поздороваешься? - Тилль сел рядом, брякнув о стойку полупустой пивной кружкой. -Слушай, если ты ищешь Крамма, то он сбежал с чертовой афтерпати часа два назад, - Штефан отвернулся. Беседовать с Тиллем не о чем. Тогда непонятно – какого хера он так летел к Тиллю, что аж девка его чуть не сбила? Вероятно, в другой ситуации он сымитировал Великосветские Порядки Вежливости... особенно, если бы рядом был Бруно - всегда тактичный, как английский лорд. Но сегодня Штефан чересчур вымотан. И - один. «Wir alle einsam und allein...» Сегодня – один. Он вздохнул. Лиловые, синие и белые лампочки вяло вспыхивали и гасли. Унылые ди-джейские сеты давно выпали из зоны восприятия, перевелись в раздел досадных помех. Вообще-то, на афтепатях музыку определяют сами афтерпатюющие, так что проеб с музыкой – проеб самих ДИ. Нетрезвая толпа дрыгалась на танцполе. Скучища... Ты на собственном афтепати, а не на балете, сцуконах. Тяжелая ладонь легла на узкое плечо. -С чего ты взял, будто я ищу твоего напарника? - осведомился Тилль. Штефан дернулся. -А я почем знаю? Всякие музыкальные заморочки, ремиксы и прочая чушь - я не слишком разбираюсь! - он почти выкрикнул. -Вообще-то я никого особо не искал, - откуда-то появились сигареты, квантовая телепортация? пачка подсунулась под нос Штефану. Ай да пачка… и надпись на ней, наверное – выкури меня… Тот недоверчиво хмыкнул на вокалиста Rammstein, буду тренироваться весь вечер хмыкать НА кого-то. но сигарету извлек. - Просто пришел глянуть на ваше шоу. На афтерпати было заявлено шоу ДИ? А че тогда Штеф бухает и клеится к Тиллю? -И каков вердикт Мистера Американской Суперзвезды? - съехидничал Штефан с явным намеком на последнее видео Rammstein - «Amerika». -Тебе правду сказать? - очередная ухмылка. Сигарета описала дугу, оранжево расчеркав темный густой воздух. Законы физики пошли в угол поплакать. Окурок приземлился в пепельницу и задохнулся в ней. Да будет мир его праху… - Вы меня здорово взбесили, вот чего. -Взбесили? - акерманновские брови поползли вверх. -Вот именно... Пятнадцать лет, а? Именно столько вы выступаете? -Предположим, - кивнул Штефан. Он наблюдал за мимикой Тилля - он привык читать лица; мастер собственных движений, Штефан умело анализировал и копировал чужие эмоции. А вот с Тиллем никак не разберется - словно этот гигант и впрямь из камня, словно не человек, а титан из древнегреческих легенд. Тилль воображает, что держит на плечах небеса немецкой контркультуры - а на деле распродает святыни. Ваще не понял. Вроде Тилль в свое время торговал корзинами, но вот святыми они точно не были. За тридцать серебряников. Будь здесь Бруно, процитировал бы какого-нибудь философа. -И вам никогда не приходило в голову *измениться*? -Измениться? - Штефан ожидал такого разговора. Мистер Суперзвезда, великий и непревзойденный поэт и музыкант - пришел судить суицидальных шизиков. Ха. Штефан напрягся, его фигура напоминала железный прут. С крючьями. -Эй, я не про музыку или тексты. Я про... ну, вообще. Бунт против общества. Вы заколачиваете выкрик «Эй-мы-не-такие-как-все!» - словно гвозди. Дай сосчитаю. Четырнадцать альбомов, верно? И все - чтобы доказать избранность. Адские мессии, а?.. а что, Тилль такие слова знает? Да и припереться на чужой афтерпати, дабы поучить кого-то жить – весьма по-раммовски. -Послушай, Линдеманн. Какого дьявола ты приходишь в *наш* клуб/ храм / мир и выдвигаешь свои требования?! -Успокойся, успокойся. Я ничего не выдвигаю... - на горизонте нарисовалась сонная барменша, сунула Тиллю две кружки пива. Снова время и пространство померло в муках, как и сунутая куда-то Тиллю (в жопу?) кружка пива. Вторая предлагалась Штефану. -Чего тебе надо? - Штефан отодвинул пиво и положил на место вторую сигарету, машинально вытащенную из чужой пачки. -Да ничего. Честное слово, - он оборвал фразу и дыхание. Дыши, сука, мозг без кислорода умирает через пять минут. Фоном бились в барабанные перепонки невнятные мелодии. Штефан смотрел Тиллю в глаза - светлые, они лгали своей *прозрачностью*, иллюзией *понятности*. Штефан почему-то подумал, что светлоглазых куда сложнее «считывать». Вероятно, у подобных Тиллю классических тевтонцев чувства чересчур глубоко под мускулами. Во, наконец-то наука выяснила, где у человека прячутся эмоции – под мускулами. Или Штефан «натаскан» на темноглазого - и эмоционального - Бруно. -Бунт. Против. Общества, - по слогам выговорил Тилль. - Мне было почти тридцать, когда я решил плюнуть в морду «обществу», а вам? Пятнадцать? Семнадцать? В морду обществу Тилль плюнул в возрасте 18 лет, за что и был отчислен из команды пловцов. -Семнадцать, - машинально ответил Штефан. «Светлоглазый. Лед - или дождевая вода, а может сукровица». -Верно. Сопляки. И взорвали проклятое болото, так! -Да, - Штефан улыбнулся. «Пьян он или нет, но я присутствую на исповеди. Забавно». -Я - тоже! - кулак Тилля габаритами с половину штефановой головы грохнулся о покрытую потрескавшимся лаком стойку. - Но нас - мою группу - быстро решили раскрутить. Продать с молотка. На потребу тем, кого я презирал. Я орал об изнасилованиях, инцесте и некрофилии - а деньги считали менеджеры, и в результате мои ребята заявили: «Тилль, давай покажем средний палец этим уродам!» Результат - наш новый альбом, ты слышал его, Штефан Акерманн?! Тилль – Сонечка Мармеладова, епта. -Да, - снова улыбка. «Ты не сумел держать небо, титан». -Они не поняли тебя, правда, Тилль? - Штефан придвинулся к вокалисту Rammstein. - Ты «плевал им в морду», но плевки оказались золотом. Царь Мидас нервно плачет в углу. Знаешь, мой напарник - Бруно - обожает всяческие легенды, и он бы сейчас рассказал историю о греческом царе. Все, чего касался царь, превращалось в золото. Он умер. От голода. Порадуйся, Тилль Линдеманн, что хотя бы *такого* не произойдет с тобой!.. Штефан осклабился. Похоже, он ведет в этой игре. Похоже, Тилль не столь непроницаем и неуязвим, как пытается выглядеть. Ах, ну да, он же поэт-романтик, как Штефан мог забыть! Даже книгу стихов выпустил. Да только... -Обидно, правда, Тилль? Обидно, что кто-то обошел тебя? Хотя бы в умении остаться самим собой, не продаться той самой «америке-под-кожей», которую ты высмеиваешь... и считаешь доллары на своем банковском счету. Мелюзга в тяжелых ботинках покупает твои диски, а о *настоящих* стихах прознали исключительно самые пришибленные фанаты!.. -Заткнись! - Тилль отшвырнул стул - тот загрохотал, на секунду привлек внимание заторможенных барменов. Тилль рванулся на Штефана. «Сейчас он раздавит меня – понадобится ровно один его удар. Смешно», - Штефан не ощутил страха. Серо-голубое льдистое свечение сетчатки Тилля загипнотизировало его. - «Тилль, я подарю тебе вечер. Если захочешь». Штефан почувствовал себя проституткой? То есть про доллары на счету - это типа намек? -Прости, - Штефан неловко улыбнулся. -Это ты прости, - Тилль отодвинулся. – нет, ты прости.. – нет, ты.. – да заткнись! – да пошел ты! Посадил Штефана на место - будто куклу, подивившись необычному ощущению: Акерманн был легким, несопоставимо с Рихардом. А че сразу Рихард? Почему-то Тилль подумал о японской икебане. Не цветочной – но о композиции из сухих прутьев, таких мертвых, таких отталкивающих... что они воистину прекрасны. Здравствуй, некрофилия. Особенно, в сочетании с камнями. Пауза. И черед Тилля - «считывать данные» со странного человека-марионетки. Так он тоже из этих… которые считывают? -Пойдем со мной, - Тилль сдавил запястье Штефана. Он опасался, что Акерманн снова превратится в колючего ежа, выставит все свои иголки и оттолкнет его... но движение-просьба Тилля было *мягким*, и это, видимо, вызвало определенные ассоциации. Штефан кивнул. Неприязнь к «Американской Суперзвезде» улетучилась. Он оглянулся по сторонам, пожал плечами и зашагал за Тиллем. Их провожали невменяемыми взглядами какие-то люди, вероятно спрашивавшие себя - правда ли они видят двух вокалистов известных групп _вместе_ - или приключился на редкость яркий глюк? -Поедем ко мне? - предложил Тилль. Штефан не спорил. На самом деле, он ловил момент перехватить инициативу... только *что* он собирается делать? Не, если бы дело происходило в гей-клубе, я бы поверил. А вот так вот снимать с бара хуй знает кого и тащить на хату ебать – че-то не катет ваша гипотенуза, не катет. Да и Штеф тут как-то выступает в роли девочки-целочки, которой в баре купили пива и потащили ебать. В машине они молчали. Тилль сидел за рулем, изучая полуночную дорогу с вниманием ученика на экзамене по вождению. А Штефан пялился на него, сам не понимая своих мыслей - ибо мысли обжигали. Тронешь - и отдернешь палец. Но тепло притягательно. «Он не похож на Бруно. Не похож настолько, насколько вообще можно быть *не похожим* на кого-то». Штефан открыл окно, позволяя ветру иссушить пот с кожи. Заставил себя переключиться на сигаретный огонек, на фонари вдоль дороги. Выплыло трехмерно-четкое дежа-вю их с Бруно «загулов», когда один вытаскивал другого с вечеринки, зачастую из объятий пары-тройки девиц (или парней) - фанатов-группи, и, высказав пару ласковых, уволакивал домой. С продолжением, ха. «Группи» - это суррогат, не так ли?.. Им вдвоем куда веселее. Было. «Черт... я скучаю по подобному». Штефан моргнул. Тилль завидует им - они остались собой? Пятнадцать лет - равны нулю? Да, наверное. Наверное. - Приехали, - объявил Линдеманн. Квартира вокалиста самой знаменитой немецкой группы заставила Штефана присвистнуть, несмотря на то, что сам он обитал в целом замке. Но замок был сущей развалиной, и им (главным образом, Бруно) изрядно помотали нервы ремонтные компании, прежде чем груда щебня тринадцатого века превратилась в нечто, пригодное для размещения звукозаписывающей студии. И проживания. Зато уж - готичнее некуда. Но линдеманновская квартира действительно поражала воображение. Вопрос только, зачем одному человеку жилье таких размеров? Студию-то он тут не держит? Внезапно откуда-то вынырнула молоденькая девушка в мини-юбке и прозрачном топике. «Ничего себе, у Тилля подружки», - опешил Штефан. И рассмеялся, когда девушка чмокнула Линдеманна в щеку: -Привет, пап! -Нэлли, ты почему не спишь? - попытался изобразить из себя строгого отца Тилль. Бля, чтобы Тилль притащил на хату мужика потрахаться, а там дочка мирно спит в кроватке? Да ну нах, идите лесом. -Пап, ну я предупреждала, что иду к Эмили на день рождения! - захлопало длинными ресницами очаровательное создание. Затем, внимание переключилось на Штефана. «Чего за тип?» - прозвучал немой вопрос. -Нэлли, это Штефан, - ответил вслух Тилль. - Мой... приятель. Музыкант. Штефан, познакомься с моей дочерью Нэлли. Как и подобает галантному готу, Штефан поцеловал девочке руку. Бруно бы, вероятно, добавил пару-тройку комплиментов - он мастер *общения* с самыми разными людьми. Штефан - нет. Он и опасался дальнейшей неловкости, но Тилль решил проблему, заявив дочери, что ей пора спать. Он че, глухой? Ему же только сказали, что девка на днюху собралась. -Совсем от рук отбилась, - пробурчал он вслед Нэлли. Шумно хлопнул минибаром, сунул Штефану глубокий бокал с темно-янтарной жидкостью: Азотной кислотой? -Теперь говори. -Говорить - что? - Штефан стоял, не желая прикасаться к кожаной мебели Тилля. Обжечься. Боится - обжечься. Не, я конечно понимаю, фоейр-шоу и все такое, но мебель в доме??? -Рассказывай, Акерманн, дьявол тебя забери! Почему - почему, мать вашу, вы остались такими же! Тебе тридцать пять, твоему Крамму - тридцать семь, всего-то на три года младше меня - но я же видел вас сегодня! Вечные подростки... -Подростки? - Штефан заржал, просто-таки неприлично. Еще, чего доброго, Нэлли прибежит узнавать - чего это гость, смахивающий на экспонат кунсткамеры, решил учудить с ее папочкой? (а и правда... *чего*?) -Подростки, - Тилль выпил виски одним глотком. - Вы изменились - только внешне. А что касается тебя - ты и внешне не слишком. Тилль встал. Вновь мелькнула ассоциация с титанами. Ирония: всемирно известная знаменитость, воистину талантливый человек, - и просит помощи у того, кто не добился и половины подобной славы.

Ketzer: Штефан сглотнул. В комнате висело неяркое неоновое освещение, Опять законы физики записчали и уползли…. и кожа Тилля была бледна, а глаза мерцали изнутри. АААА, я так и знал, что они стеклянные на електричистве! Будто это они - источник неона. Точно у демона - или ангела... «Клянусь, я не хочу быть ангелом», - твердил ты в своей песне, и проклинал рай - стылый и мертвый. Бог жесток. Мы оба говорили так - пускай и разными словами». -Садись, Штефан, - Тилль слегка подтолкнул; видимо не рассчитал силы - Штефан плюхнулся на кожаное кресло, на долю секунды даже растеряв свое изящество. -Мы с Рихом обсуждали новый альбом. Рих… Долбанный циничный американец!.. Он вроде немец… Забавно – как так Тилль два года прожил в Лат. Америке, но вот мексиканцем так и не стал… Он сразу фыркнул: «Линдеманн, ты коммерцию гонишь». Он шутил. Только его шуточки - вроде мясницких крючьев, он подвешивает меня на них. Я напился в тот день, а потом наткнулся на ваши диски. Переслушал все. Взбесился... ну, ты понимаешь? Руки Тилля тяжелы, будто деревья. Вены на мышцах бывшего спортсмена напоминают о бороздах на коре. Ваще не понял – вены вроде выступают, а борозды - совсем наоборот. Че-то тут не то, то ли с венами, то ли с бороздами… Широкие плечи и волевой подбородок - хоть сейчас на иллюстрацию «Настоящий Мужчина». В энциклопедию. Не, бля, в Красную Книгу. Он - человек, который наименее похож на того, кого Штефан любит. Он... (притягивает?) Чушь!.. -Вы. Подростки. (некоторые люди на всю жизнь остаются детьми, а некоторые - подростками-максималистами, которым жизненный опыт и образование только добавляют неспособности смириться с миром, стать одним-из-всех... Романтизм... темный романтизм - это не только отрицание, не только вечный ужас - это обнаженно-искренняя способность *чувстовать*, способность оставаться собой. Собой-настоящим) Он не произнес этого - ртом. Зато - неоном, телом и дыханием. Угу, еще один способ вербального общения - неоном. Если приходится чересчур много говорить - или петь - учишься молчанию. И Штефан понимал, о чем толкует Линдеманн. Вспомнилась фраза из какого-то эссе Бруно для Zillo Magazin: «Ах, все, что я хотел бы - слышать звезды... » Но... Штефан сдавил виски: -Ты не прав. Я-то помню *наше* начало, - Штефан подсел к Тиллю. - Бруно выгнали из его школы за то, что он был _другим_ ; я едва закончил свою. Все норовили бросить в нас камень. Проклясть как «сатанистов» или объявить, что мы сдохнем от передозы в ближайшие пять-шесть лет. Знаешь, Тилль, смешно встречать тех людей... они таращатся и не верят, что мы - это мы. Но мы изменились. Я помню, как приволок Бруно книгу Рушди, и орал, мол, тут целый готический шедевр. Бруно смеялся. А потом швырнул мне дозу кокаина - он прятал наркоту в шариковых ручках, непрозрачных, шариковых ручках «под мрамор». Он заявил, что без «звездной пыли» шедевры не рождаются - даже на основе гениальных творений Рушди. «Пиши, Штеф, только не забудь пыльцу...» Черт, Тилль... я не верю, что *то* был Бруно. Или - теперешний, профессионал... Мы были сумасшедшими суицидниками, а стали - профессионалами... и мы попросту играем в старую игру. Мы обзавелись семьями – а твердим, будто по-прежнему танцуем на острие ножа. У тебя, Тилль, и у твоей команды хватило сил *измениться*... а у нас - нет. Это мне следует завидовать вам, - Штефан сжал зубы. «Тилль подмешал мне чего-то? Какого я так выкладываюсь?..» Он уже ведал ответ. Сдается, что просто знал, а не ведал. Холодный. Точно кокаин. Бруно ручки с кокакином держит в холодильнике? Серо-голубой. Штефан вскочил, едва ли не отбрасывая себя от Тилля. Бежать - от звериной притягательности. (я не исповедуюсь незнакомцам!) (я…) -Иди сюда, Штеф. Тот застыл с раскрытым ртом. (только один называет меня так - и не ты, Тилль...) (кто говорил о «вечере»? вечер перетекает в ночь - не так ли?.. а ночь - пора безумств) Пидарасы – такие пидарасы. Он подчинился. Тилль притянул Штефана к себе. Тот весь сжался. Тилль принялся распутывать его, будто узел. Долго медитировал, пытаясь представить себе сию картинку. Было что-то извращенное в подобном превосходстве роста и силы. «По сравнению с Акерманном, Пауль - здоровенный бугай», - Тилль решил обращаться бережнее... (привык к нежностям, правда, гот? вряд ли твой Бруно практиковал на тебе наши с Рихой развлечения типа плеток...) -Тилль, отвали! - прошипел Штефан. Однако вместо планируемого злобного скрежетания вышел полустон-полувсхлип. Уверенная сила Тилля была контрастом ко всем прежним ощущениям - с женщинами ли, с Бруно. Нравится ли Штефану подобное?.. Его мнения не спрашивают. Штефан соскочил. -Линдеманн, какого хрена тебе от меня надо! - заорал он. Он че, девствениик или просто идиот? Он весь взмок, пот противно затекал в брюки. Это не пот… Тилль моргнул. Казалось, до него еще не дошла акерманновская реакция - перенастраиваться долго. Потом он выпрямился, нехарактерно-резко. -Твою мать! - огромная ладонь сцапала воротник. Ладони – они да.. они такие.. живут своей жизнью, постоянно чьи-то воротники сцапывают. Тилль начинал беситься - и лучше бы мелкой дикой кошке по имени Штефан Акерманн поберечься гнева Повелителя Огня. - Хорош прикидываться целкой на первом свидании! -Я... - Штефан попытался извернуться и с ужасом обнаружил - путь к отступлению отрезан. Линдеманновские лапы - каждая толщиной с самого Штефана - зажали его не хуже заводских тисков. Индастриел в действии, черти его дери. -Струсил, а? - Тилль оскалил волчьи клыки, будто на потеху своим фанатам. Тут четко зоофилия пошла – Штеф оказался кошкой, у Тилля – волчьи клыки. Это по каким нормам биологии волки ебут котов? Но - всерьез. -Для идиотов повторяю: отва... - Штефан задохнулся на половине фразы: его подошвы безвозвратно оторвались от пола. Теперь их лица были на одном уровне, причем Тилль, по-видимому, не испытывал неудобств, держа Штефана за шкирку. Не, а какие тут могут быть неудобства? удобно стоит, удобно держит. -Заткнулся? И правильно. Знаешь, Акерманн, меня достали рассуждения о высоких материях. Зато я заметил, что ты битых три часа облизываешься на меня, как последняя фанатка - и не вздумай отмазываться. Ты, правда, не совсем в моем вкусе... но... Почему бы и нет?.. Тилль швырнул Штефана. Приземлился он ловко. «Кошка - она кошка и есть». -Быть собой, а, Штеф? - для верности Тилль придавил «жертву» сверху. Достаточно, чтобы тот мог только корчить бешеную рожу - но не дрыгаться. - Быть собой? Вот я - такой, какой есть. Нравлюсь? Ответить Штефану не дали. Зажали рот. -У тебя есть жена и твой толстощекий приятель. У меня - целая банда. Акерманн, мы разбежимся по разным углам и не встретимся больше. Мы разные. Только - как насчет быть *собой* хоть раз в жизни?!.. (Это не честно, Тилль. Не честно! Руки у тебя ледяные... и глаза тоже. Руки-корни, ты выскреб из меня все мысли. А потом обрушил небесный свод...) Он перестал выбиваться. Ярость как-то рассыпалась, ее место занял неон, демонический и болезненный. Моя душа отражается, подумал Штефан. Наверное, он сдался. Не расслабился - один Бруно с его нежной вкрадчивостью размыкал клепки натянутых мышц, - но сдался. Уважаемый автор, возьмите расклепыватель и попробуйте «с нежностью» чего-то расклепать. (быть собой? еще бы знать - кем, Тилль...) Он кивнул. Тилль спрятал усмешку за поцелуем. Не в губы: поцелуй в губы предназначен лишь Рихарду, - в шею, и под его языком забился кадык. Штефан сглатывал; его крохотное узкое тело обвилось вокруг Тилля. Наподобие шнурка, сравнил тот. Штефан вцепился в плечи Тилля, выгибаясь вперед. Возбуждение было незнакомым - яростное, смешанное со злобой и/или наркотическим отчаянием. Массивное тело ограничивало свободу, управляло свободолюбивой «дикой кошкой» - поэтому «кот» царапался. И кусался - воспользовавшись секундным «не-контролем» Тилля, Штефан вонзил зубы в вздувшийся трицепс. -Эй, Акерманн, поосторожнее. Все равно до Рихи-вампира тебе далеко, - последовал комментарий. -Тебе до Бруно - тоже, - фыркнул Штефан. Но, задетый сравнением, активизировался. Команда активации Штефана, ептва. Тонкие пальцы ультимативно рванулись под майку. Ну охуеть какие самостоятельные политические пальцы. Наверное, радикально-левые. Грудь Тилля оказалась волосатой - Штефан отметил это без удовольствия, а потом подумал о зверях, и мысль отозвалась свежей спиралью разрывающего возбуждения. Да, а то в прошлый раз спираль была просроченной.. конфуз вышел. Он уселся верхом, извиваясь, принялся ввинчиваться руками и ногами Пардон, это к вопросу фистинга? Аффтор, однако, затейник. , нащупывая через одежду крупные мышцы экс-пловца, и ниже - к затвердевшему члену - и все-таки не (от)даваясь Тиллю. -Прекрати дергаться, как резиновый чертик! - буркнул Линдеманн. На самом деле, он ловил кайф от новизны: «С бабами-гимнастками я трахался, а вот чтобы с мужиком - первый раз». Он подхватил Штефана за талию и бесцеремонно перевернул его на живот, без какой-либо передышки стянул темно-бордовые вельветовые брюки. Штефан шумно дышал. Разумеется, он с самого начала ждал, когда Тилль перейдет к основной части. Зверь и так затянул с атакой. -Эй, Штеф, как бы тебя напополам не разорвать, - задумчиво высказался вокалист Rammstein. Снова мелькнуло сравнение с прутом. Только - не такой уж мертвый, а? - для верности Тилль погладил бедра Штефана - сначала снаружи, затем внутри, сжал напрягшийся член Штефана. Тот прошипел нечто невнятное, очевидно торопя медленно «раскачивающегося» флегматика-Тилля. -А, дьявол, смазки нет... - буркнули сверху от Штефана. - Что ж делать?.. -Бежать к Нэлли и просить крем. «Знаешь, дочка, я тут одного типа трахнуть собираюсь, не одолжишь ли косметики»... - съязвил тот. И - торопливо, зажмуриваясь в приступе теплой дрожи - от висков до пяток: - Обойдемся и так! -Потом не жалуйся. Не пожалуется. Не... Пятерни Тилля целиком закрыли ягодицы «дикого кота». Тилль выдохнул воздух. Крохотное хрупкое создание. Бешеный адский демоненок. Не-Рихард. Не. …Впрочем, они в равных ситуациях. (я прикоснусь к тебе - и не превращу в золото. ты - останешься собой, а?.. ) Тилль старался *осторожнее* - но вторжение получилось болезненным, Штефан коротко вскрикнул, оставляя борозды от ногтей в коже кресел. Кресла не чувствуют боли. -Грхх, осторрож.... -Я предупре... Тяжесть Тилля невыносима - и восхитительна. Штефан обматывается вокруг него, будто трос вокруг столба. Мутанты наступают. Столб - внутри... Валялсо с вашего столба) и уже не болезненно. Обжигающе. Он страшился того огня, но гореть - сладко. Бруно - теплый, но не горячий. А Тилль - ледяной - и обжигающий. Штефан умрет от ожога или обморожения. Суть одна. Он вьется по-змеиному, и Тилль, доселе управляющий - подчиняется судорожно-плавным движениям. Наслаждение невероятно. «Чертов акробат. Чертов акробат», - единое понятие пульсирует в черепе Тилля, пока он тщится следовать за акерманновскими ужимками. Чересчур близко к безумию. К их вечеринкам с Рихардом, заканчивающимся подобным образом. Рихард был высоким и сильным, с бешеными линзами-глазами и губами в черной помаде. У Штефана губы - нить, а лицо способно отобразить тысячи эмоций. Они - разные. Похожие. «Ты возвращаешь мне безумие». Член Тилля терзает пятнышко болезненного кайфа - ледяного, кокаинового. Полыхающего. Штефан грызет обивку мебели и запястья Тилля с крупными налившимися венами. Тилль ругается и грозит страшными карами всем родственникам Штефана до десятого колена. «Ты. Возвращаешь. Безумие». Тилль кончил на половине очередного проклятья «резиновому чертику». Штефан - почти сразу же, просто перестал сдерживать себя и играть с гигантом-Линдеманном. Тилль сполз на пол, Штефан остался на диване - голый и будто вывернутый всеми швами наружу. Его тело было влажно от пота, отчего казалось - с него ободрали кожу и сварили в кипящем масле. И засыпали льдом. Затем он свесился вниз, уставился на Тилля, безмолвно изучающего почти погасшую неоновую лампочку. «А глаза-то у него зеленоватые!» - сделал открытие Штефан. - «И вообще... как море. Или небо, которое он - Атлант - держит на плечах». Они молчали еще несколько минут, каждый - прислушиваясь к ощущениям. Вечер был огнем, льдом, золотом и небесами. Икебаной. «Жаль, что он закончился», - подумали оба, но высказал Штефан: -Мне пора, Тилль. -Куда на ночь глядя? - буркнул тот и ошибся: близился рассвет. -Мне пора, - вжикнула ширинка вельветовых брюк. Ширинка тоже из самостоятельных. Захотела вжикнуть и вжикнула.Рубашка последовала во вторую очередь. -Оставайся! -Нет. -Вот пигалица вредная! - Тилль подскочил, снова собираясь сгрести Штефана в охапку. И отдернул ладонь. Поле инфразвука-вибрации. Я же говорил про мутантов! Разрушает клетки - не перешагнешь. Просто ночь кончается - и необходимо спасаться от наступающего рассвета, что убивает вампиров, топит лед и обращает в бледные тени пламя и призраков. -Мне пора, - в третий раз проговорил Штефан. - Тилль, ты... ты другой. Я думал, ты самодовольный –ая? «суперзвезда», а ты - настоящий... но я должен идти, и... (виновато подползти к Бруно, прижаться к нему - без его платформ он невысокий, совсем чуть-чуть выше меня. Он уютный. Привычный… Пятнадцать лет - это много, Тилль... ) Тилль ссутулился, точно сделавшись чуть меньше ростом. (вот и все. были ли мы собой - или снова другими? в любом случае, мне понравилось Штеф) -А, - коротко сказал он. - Ну возьми тогда мою машину. У меня их штук пять. Как-нибудь вернешь. -Спасибо, - Штефан принял блестящую связку ключей. Нормально – за один трах машину в подарок? Тилль, трахни меня! -Тебе. Тебе спасибо, - Тилль задумчиво почесал плечо, хранящее выемки акерманновских зубов. Инвертаризационный лист на выемки. Подписан И.О. Хранителя, тов. Плечо. - Прямо экскурс в самопознание, гений ты психоанализа, - последнее прозвучало с намеком на название группы, и Штефан рассмеялся: -Вообще-то мы имели в виду просто «Эго», а не изыски Фрейда. -…А мы - сожженный город. Огонь умирает, Штеф, и многих забирает с собой. Но кое-что остается. Штефан уже стоял у порога, но обернулся: -Что? -Тебе следует знать: это остается даже после смерти. Икебана: прутья - высушенные, неживые - но прекрасные. И, конечно же, камни.

Achenne: почитала разбор, поржала. но не злой ты, Кетц. ляпы-то верно заметил, но обычно так беты при бетаньи их и вылавливают, с комментами) тем более, чо оно правда есть)) забавно скорее. но на доеб не похоже)

Ketzer: ну, я еще забыл упомянуть про любознательность тилля, который, суканах, с таким интересом после ебли изучает лампочки. ничо, я ща на тире или мбтилле еще потренируюсь. может, и получится )

Achenne: Ketzer давай)

DasTier: меня, меня разделайте! требую гуро-сеанса

lindemannia: *хочет, чтоб была кровавая драма* Ох, Кетцер... нет, это вроде не истерика, по-хорошему весело

Сёмочка: Да так все что угодно можно раскритиковать-расстебать.

Ketzer: Сёмочка так вперед! и с песней )

Ketzer: доеб нумер цвай. Название: Ночной Кристоф Автор: Das Tier Категория: RPS НОЧНОЙ КРИСТОФ, или Ноктюрн для двух пенисов и четырех колес. ФИК ВООБЩЕ МУТНЫЙ. НИ ХУЯ НЕ ПОНЯТНО, ТАК ЧТО БУДУ КОММЕНТИТЬ. Есть мысли, от которых кружится голова. ЭТО ПОГОДА, ЧУВАК. Мысли, которые нельзя думать. СОБСТВЕННО, ТАК И ОПРЕДЕЛЯЕТЕ – ЕСЛИ ОТ МЫСЛИ КРУЖИТСЯ ГОЛОВА – ТО ДУМАТЬ ЕЕ НЕЛЬЗЯ. Мысли исследователя и провокатора, проницательные и въедливые - настырные мыслишки, заглядывающие за официальный фасад вещей и людей. ПОСЛЕ ЭТОГО ОПИСАНИЯ МЫСЛИ ПОЧЕМУ-ТО ПРЕДСТАВЛЯЮТСЯ В ВИДЕ ТО ЛИ ГЛИСТОВ, ТО ЛИ СПЕРМОТОЗОИДИКОВ РАЗМЕРОМ С БОЛОНКУ, КОТОРЫЕ ЧЕГО-ТО ВЫШПИОНИВАЮТ ПО ФАСАДАМ СТРОЯЩИХСЯ ЗДАНИЙ И ВИЗГЛИВО ГАВКАЮТ НА ПРОХОЖИХ. Там, где раньше были только Длина, Ширина и Высота физического тела, ОЯЕБУ, ЗАДАНИЕ ПАРАМЕТРОВ МАТРИЦЫ! такая мысль способна разглядеть намек, или - еще хуже - приглашение. ЯВНО СЕКСУАЛЬНО ОЗАБОЧЕННАЯ МЫСЛЬ. Затем коварная идея исчезает, и ты тупо думаешь, глядя на лицо того, *другого* ЧУЖИЕ? : а было ли? ЭТО НЕ МЫСЛИ, ЧУВАК, ЭТО СКЛЕРОЗ. ВООБЩЕ, СИЕ МУТНО-ПЛАТОНОВСКОЕ ВВЕДЕНИЕ, ПО ВСЕЙ ВИДИМОСТИ, ПРИЗВАНО ПРИДАТЬ НАЛЕТ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОСТИ ГРЯДУЩЕЙ ЕБЛЕ. ЖАЛЬ ТОЛЬКО, ЧТО 99 ПРОЦЕНТОВ ЧИТАЮЩИХ ЕГО ВСЕ РАВНО ПРОПУСТЯТ. Я не люблю гадать. Символы, знаки и интерпретации - рай для Тиля. ТИЛЛЬ – ГАДАЛКА? Это он жонглирует метафорами, сшивает вместе несовместимые сравнения и изобретает химер ВРОДЕ УЖЕ ДАВНО ИЗОБРЕТЕНЫ. ТИЛЛЬ СЦУКО ПЛАГИАТОР. в перерыве между кофе и сигаретой. НЕ БЫВАЕТ ТАМ ПЕРЕРЫВА. Мое же дело - математически точный ритм, пунктуальный и надежный. Такие вот мы надежные - я, Шнайдер и Олли, незаменимая ритм-секция группы. ЕСЛИ РИТМ-СЕКЦИЯ СОСТАВЛЯЕТ ПОЛОВИНУ ГРУППЫ, ТО РАММШТАЙН ДОЛЖЕН БЫТЬ РАЗМЕРОМ С НЕБОЛЬШОЙ ОРКЕСТР. Пока другие трое блуждают в дебрях импровизаций, мы мерно двигаемся от такта к такту и благополучно доводим все дело до конца. Я не люблю неожиданности. Неожиданные превращения, ГАРРЕПОТТЕР? когда друг - уже и не друг... ЧУЖИЕ? Я не хочу выяснять, кто. ИНОПЛАНЕТЯНЕ НАСТУПАЮТ. Не хочу рисковать, не хочу отказываться от привычки, не люблю перестановки. ДВИГАТЬ МЕБЕЛЬ? Я - чертовски консервативный консерватор. А ЭТА МУТНАЯ ЧАСТЬ ФИКА НАМ РАССКАЗЫВАЕТ, ЧТО ЗАГАДОЧНЫЙ «Я» НОСИТ СЕМЕЙНЫЕ ТРУСЫ И ЕБЕТСЯ В ПОЗЕ ДОМОСТРОЯ. С КЕМ – ПОКА НЕПОНЯТНО. Это не значит, что я всегда кладу носки в левый угол нижнего ящика или всегда езжу одной дорогой. Разнообразие - хорошая вещь. ЭТО НЕ РАЗНООБРАЗИЕ, ЭТО СЦУКО БЛЯДСТВО, ЕСЛИ НЕ ВСЕ НОСКИ В ОДНОМ ЯЩИКЕ. Поэтому я иногда вечером сворачиваю с проторенного пути САМ ПРОТОРИЛ? и еду по тем улицам, куда семейный мужчина сворачивать не станет. ЮВЕЛИНЫЕ МАСТЕРСКИЕ? Конечно, исключительно ради географических перемен. НА СОСЕДНИЙ КОНТИНЕНТ? Я сбрасываю скорость и тащусь по улицам в ярком желтом свете фонарей, глазея, как юнец, на разодетые манекены в витринах секс-шопов и на девиц, которые, наверно, тоже были манекенами, пока не научились двигаться и разговаривать. ГАРЕПОТТЕР! Иногда мне кажется, что среди заинтересованных клиентов я узнаю Тиля, и его большая фигура проплывает в желтом свете как маяк, сигнализирующий, что природа функционирует нормально. УГУ, ВСЕ ЗДОРОВЫЕ И НОРМАЛЬНО ФУНЦЫКЛИРУЮЩИЕ ЛЮДИ ВИДЯТ БОЛЬШУЮ ФИГУРУ ТИЛЛЯ. ЭТО НАУЧНЫЙ ТЕСТ ТАКОЙ. И консерватор во мне удовлетворенно улыбается. КАК, УЖЕ УДОВЛЕТВОРЕННО? КОРОЧЕ, И ТУТ ТОЖЕ ЕЩЕ НИКТО НЕ ЕБЕТСЯ. Но я никогда не уверен, что знакомая фигура - это Тиль. У НАС НОВЫЙ СИМТОМ. Сегодняшний вечер - не исключение. Сегодня я, пожалуй, склонен думать, что фигура, показавшаяся мне знакомой, никак не может быть Тилем. Консерватор во мне напрягается, СМОТРЯ ЧТО НАЗЫВАТЬ КОНСЕРВАТОРОМ. предвидя сбой в системе. МАТРИЦА? И правда - это вовсе не Тиль, а Шнайдер. У НИХ ВАЩЕ ФИГУРЫ ОДИНАКОВЫЕ, УГУ. УВАЖАЕМЫЙ ЧИТАТЕЛЬ, А ТУТ НЕПОНЯТНО КТО ЕЗДИТ ПО КАБАКАМ И ПРИТОНАМ И КАКОГО-ТО ХУЯ ИЩЕТ ТИЛЛЯ. А НАХОДИТ ШНАЯ. Я еще сбавляю скорость. Ну да, это он - девица в красном, ШНАЙ, ЭТО ТЫ? девица в синем, ШНАЙ, ЭТО ТЫ? девица в латексе ШНАЙ, ЭТО ТЫ? и Шнайдер в кожаном пиджаке и джинсах А, ВОТ ТЫ ГДЕ…. Но мое консервативное начало протестует вовсе не против подобной компании, а против того места, которой Шнайдер занимает в ней. Как и девицы, он стоит, прислонившись к стене, и вместо того, чтобы быть покупателем, похоже, примеряет роль продавца. ООС – ДЕВИЦЫ НЕ ПОТЕРПЯТ ТАКОЙ КОНКУРЕНЦИИ, НЕ ГОВОРЯ УЖЕ ОБ ИХ СУТЕНЕРАХ. «Эй, красавчик, кого будем?» «Не тебя», я отвечаю в пустоту, не глядя на ночную бабочку, с настырностью настоящего насекомого стучащую в окно моей машины. Она шуршит синтетикой и гостеприимным жестом предлагает мне взглянуть на квартет у стены. «У нас сегодня расширенный ассортимент». ЧЕ-ТО НЕ ТО. ЕСЛИ ШНАЙ ПОДРАБАТЫВАЕТ ТУТ РЕГУЛЯРНО, О ЧЕМ СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ РЕЧЬ ПРОДАВЩИЦЫ, ТО КОНСЕРВАТОР , АГА, ТОТ САМЫЙ, ЧТО НАПРЯГСЯ, ДОЛЖЕН БЫТЬ В КУРСЕ. И ЕЩЕ ПОЛ-БЕРЛИНА. Это я вижу. А вот видит ли меня Шнайдер, мне не известно. Я сижу в полумраке машины, а он стоит в ярком круге света от ближайшего фонаря. Я вздыхаю с облегчением - по крайней мере, он стоит не у *самого* фонаря. И ЧЕ? «Ну, так что надумал? Которую? В красном корсете или в черном мини?» «Да нет, я, пожалуй, возьму вон ту, с щетиной и в штанах.» «А ты остряк», бросает девица и уходит, обиженно качая бедрами, чтобы поделиться с товарками своим негодованием по поводу гомосексуального вируса, поразившего современных мужчин. УГУ, ПЕРЕДАЕТСЯ ПОЛОВЫМ ПУТЕМ. Шнайдер, напротив, отклеивается от стены и идет к машине, сгибается под прямым углом, чтобы заглянуть в окно, и наконец узнает меня. ВООБЩЕ, ОН ТУТ ДОЛЖЕН БЫЛ ВЗВИЗГНУТЬ И ПОСТАРАТЬСЯ СВАЛИТЬ СО СКОРОСТЬЮ СВЕТА ЗА ЛИНИЮ ГОРИЗОНТА, А НЕ ВИЛЯТЬ ЖОПОЙ ПЕРЕД КОЛЛЕГОЙ, ДА ЕЩЕ КОТОРЫЙ НЕ УМЕЕТ ДЕРЖАТЬ ЯЗЫК ЗА ЗАБАМИ, А КОНСЕРВАТОРОВ – В ШТАНАХ. «Ты так или по делу?» Он смотрит на меня, потом оглядывается по сторонам и нетерпеливо облизывает губы. «Спрашиваешь, как будто ты на работе». Он переминается с ноги на ногу, от чего его зад, плотно обтянутый джинсами, приходит в движение. Мне этого не видно, но мое воображение знает, как это должно выглядеть. НЕ ПОНЯЛ – ШНАЙ ВРОДЕ НЕ НОСИТ ОБТЯГИВАЮЩИХ ПИДЕРАСТИЧЕСКИХ ШТАНИШЕК. Мое воображение вообще слишком часто знает, как должно выглядеть то, что мне видеть не полагается. АГА, И ГОЛОВА ЩА ЗАКРУЖИТСЯ. «Пауль, я взрослый мальчик, а ты - не моя мама. Угости меня сигаретой и езжай домой». «Не раньше, чем я узнаю, чем ты тут занимаешься». ПАУЛЬ, ТЫ ЧЕ, ЦЕЛКА? Тем не менее, я протягиваю ему сигарету в знак моих дружественных намерений. «Полевыми исследованиями». Он с удовольствием затягивается и выпускает дым через нос, не желая ради этого разжимать ехидно изогнутые губы. ДОЛГО ПЫТАЛСЯ ЕХИДНО ИЗОГНУТЬ ГУБЫ. НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ. ШНАЙ – ТАЛАНТ. «Социолог хренов». «Если ты надумал меня оскорблять, мой час стоит полтинник». «Дешевка». «Я начинающий». Он принимает оскорбленный вид, и я не знаю уже, пьян ли он, под кайфом или просто прикалывается. ЕЩЕ ВАРИАНТЫ БУДУТ? ТИПА ТОГО, ЧТО ШНАЙ - ПИДАРАС НА ПАНЕЛИ? «Пожалуй, я накину еще двадцатку за ехидство клиента. Марта всегда так делает, когда речь заходит о плетках». Я вытаскиваю сотенную купюру и засовываю ее за ворот его рубашки. ООС – НЕМЦЫ СОТНЯМИ НЕ РАСКИДЫВАЮТСЯ, РАЗВЕ ЧТО СОБИРАЕЮТСЯ ОТЪЕХАТЬ ЗА УГОЛ И ОТОБРАТЬ ОБРАТНО. «Сдачи не надо. Я слышал, эти сутенеры жуткие сволочи». Он довольно улыбается и садится в машину, ловко размещая свое длинное тело на сиденье, и я невольно слежу за его движениями краем глаза, что он, конечно же, сразу замечает. «Чего ждем? Поехали. Счетчик включен». Я послушно жму на газ, и три девицы под фонарем уплывают в прошлое. БРАСОМ? В настоящем же есть только ночная дорога и Шнайдер, сидящий вполоборота ко мне и дымящий сигаретой. «Ну, и что же мы будем делать? Приказывай, мой повелитель». Его нарочито почтительный тон почти заставляет меня улыбнуться, но я сдерживаюсь и усилием воли придаю лицу суровое выражение. «Хватит игр. Сделай милость, удовлетвори мое любопытство». «Дорогой, за сотню я удовлетворю тебе что угодно, а не только любопытство», он отвечает жеманно, и мы оба прыскаем со смеху. НЕ, Я НАСЛЫШАН О РАММОВСКОМ ЧУВСТВЕ ЮМОРА, НО ТУТ ВЫДЕРЖКА ПРЯМИКОМ ИЗ ПИОНЕРСКОЙ СЦЕНКИ «… И ТУТ ВСЕ ЗАСМЕЯЛИСЬ». Мы смеемся долго, до слез, по крайней мере, он - я замолкаю на мгновение раньше и сосредотачиваюсь на дороге. А ДО ЭТОГО ЕХАЛ НА АВТОПИЛОТЕ? Наконец он хлопает себя по колену, усыпанному пеплом, и вытирает глаза. «А все-таки?» Вместо того чтобы затушить сигарету в пепельнице, он опускает стекло и выкидывает ее в окно по-мальчишески залихватским жестом. ЕБАТЬСЯ КОГДА БУДЕТЕ УЖЕ? «Да так. Ничего особенного». УГУ, ВСЕ НОРМАЛЬНО, МИМО ШЕЛ. Теперь он смотрит не на меня, а в окно, на темные силуэты дорожного ограждения и деревьев. «Думал посидеть в баре. Выпить пару стаканов ну и... сам знаешь, как будто ты этого не делал». ПАУЛЬ ТОЖЕ ПОДРАБАТЫВАЕТ НА ПАНЕЛИ? Конечно, в своей жизни я не раз сидел в баре, не раз выпивал и, должен признаться, не раз пользовался услугами платной компании. Но я никогда не стоял в одном ряду с теми, кто предлагает эти услуги, о чем я и информирую Шнайдера. «И тебе никогда не хотелось?...» «Нет». «Не было интересно, каково это?...» «Нет». «А вот мне было», сообщает он, а я сообщаю ему, что уже заметил. А КАК ЧЕЛОВЕК БЕЗ НОГИ ИЛИ ЯИЦ СЕБЯ ЧУВСТВУЕТ, ЕМУ НИКОГДА ИНТЕРЕСНО НЕ БЫЛО? Он опять отворачивается с надутым видом, и некоторое время мы едем молча. Пока я не спрашиваю: «Ну, и как?» Он неопределенно пожимает плечами. «Тебе же не интересно». ДАМЫ, ДАВАЙТЕ СЕКСУ! Теперь я должен убеждать его, что всю жизнь горел желанием узнать, что это значит - быть шлюхой. Мы препираемся пару минут, пока он вдруг не замолкает, и я удивленно поворачиваю голову, чтобы взглянуть, не решил ли он опять поиграть в обиды. Но нет: передо мной редкий Шнайдер, Шнайдер, которого мы почти не видим, - а именно, Шнайдер задумчивый. КРАСНУЮ КНИГУ БЫСТРЕЕ, МЫ ЕГО ТЕРЯЕМ! «Знаешь, по-моему, главное тут - безволие и анонимность». Он употребляет длинные слова, и я настораживаюсь еще больше. НЕ ЗАПОМИНАЙ ЭТО СЛОВО, НЕ НАДО. «Что ты имеешь в виду?» Он пытается отделаться от ответа очередным неопределенным жестом. «Когда за тебя решают, что ты будешь делать. Когда для кого-то ты - уже не ты, а просто губы. Рука. Член.» ЧУВАК, ШЛЮХ ТЫ БОЛЬШЕ СНИМАТЬ НЕ БУДЕШЬ, ЭТО Я ТЕБЕ ТОЧНО МОГУ СКАЗАТЬ. «У шлюх нет члена». «И правда». ОБА НА. ЕЩЕ ОДНА ЗАГАДКА ПРИРОДЫ ОТКРЫТА. Он недоуменно замолкает, как будто я поймал его на подсознательной оговорке, и я подозреваю, что так оно и есть. АХТУНГ, ПИДАРЫ! Мы все знаем, что у Шнайдера проблемы с женщинами. ВОТ ТЕПЕРЬ И МЫ ВСЕ ЗНАЕМ. Точнее, не только с женщинами - с любым, кто грозит потенциальным слиянием душ. ГРОЗИТ-ГРОЗИТ. Шнайдер не любит сливаться в чем-либо, кроме УНИТАЗА краткого оргастического экстаза, после чего вновь становится бдительным стражем своей личной территории. Все знакомые в его окружении четко рассортированы по категориям, и он строго блюдет порядок, не позволяющий никакой своевольной личности переходить из одной группы в другую. БЛЮДЕТ-БЛЮДЕТ, БЛЮДУН. А я еще называл *себя* консерватором. ЧУВАК, ДА Я ТОЖЕ УДИВИЛСЯ. «Зато у них есть руки», К ТЕМЕ ИНОПЛАНЕТЯН И ГАРРЕПОТЕРА. прерывает он поток моих мыслей и, чтобы подтвердить сказанное, помещает руку мне между ног. ПОМЕСТИЛ. ВЫМЕСТИЛ. Я вынужден держать руль и могу только беспомощно ерзать на сиденье, пока его рука массирует меня с трудолюбивой СОТНЮ ОТРАБАТЫВАЕТ настойчивостью. ВАЩЕ ДА… РУЛЬ НУЖНО СТРОГО ДЕРЖАТЬ ДВУМЯ РУКАМИ, И КОГДА ДЕРЖИШЬ, НЕЛЬЗЯ ОТКАДЫВАТЬСЯ ОТ ДРОЧКИ. ХОТЯ, КОНЕЧНО, НЕПОНЯТНО, КАК МОЖНО ВСЕГО «МЕНЯ» МАССРОВАТЬ ОДНОЙ РУКОЙ. «Давай поиграем. Представь, что мы не знакомы и вот только что случайно встретились. Как тебя зовут?» Я рулю строго вдоль разделительной линии, словно главная цель моей жизни - ехать как можно ровнее исключительно со скоростью 50 км/ч. «П-Пауль», бормочу я в ответ. ДАВАЙТЕ УЖЕ ПОЕБЕМСЯ? «Привет, Пауль. А я - Свен». Мое идеальное вождение ЕХАТЬ РОВНО СО СКОРОСТЬЮ 50 КМ ЧАС – ОПРЕДЕЛЕНИЕ ИДЕАЛЬНОГО ВОЖДЕНИЯ? разбивается вдребезги, когда я резко жму на тормоз. «Почему...Свен?» «А почему бы нет?» возражает он с железной логикой и продолжает делать свое дело. А МОЖНО И ОТСОСАТЬ, ЗА СОТНЮ-ТО. Но в остальном этот Свен неразговорчивый парень. Он задумчиво смотрит куда-то вдаль ночного шоссе, и на губах его блуждает легкая улыбка, пока его рука, словно сама по себе, перемещается вверх и вниз по моему животу А, ТАК ЭТО БЫЛ ЖИВОТ. А Я –ТО ДУМАЛ… плавными, округлыми движениями. Мои колени инстинктивно раздвигаются НИ ХУЯ СЕБЕ ИНСТИНКТЫ, а отяжелевшая нога давит на педаль газа. Я искренне надеюсь, что в этот поздний час на дороге уже нет ни лихачей, ни патрульных машин. Наконец, предприимчивый незнакомец Свен добирается сквозь слои одежды до моего тела ОПЯТЬ ТЕЛА? , и еще через пару минут ПОЗОР я решительно жму на тормоз. Машина останавливается под визг шин, а на коврике под сиденьем водителя блестят свежие следы его позора. ОБОССАЛСЯ? РАСПЛАКАЛСЯ? «Это...Это не стоит целой сотни», вяло бормочу я, пока мои трясущиеся пальцы все еще сжимают ставший скользким от пота руль. «Сказал зритель после концерта». Обрывки мыслей мечутся в моей голове, мне хочется возразить что-то смутное о том, что на наших-то концертах мы отрабатываем все сполна; но вдруг я чувствую пустоту на своем теле там, где еще недавно была теплая и тяжелая рука. КУСОК ТЕЛА С СОБОЙ ЗАБРАЛ? Он по-прежнему сидит рядом, но, отвернувшись с очередной сигаретой в зубах, он кажется вдруг очень далеким. «Эй, а где же Свен?» робко пробую я. «Ушел», бурчит Шнайдер, и я понимаю, что подыграть мне не удалось. «Уже успел соскучиться?» ДА, ДАВАЙТЕ ЕБАТЬСЯ! «Возможно. Уж очень он...мимолетный». «Так радуйся этому. Он не из тех, кого приглашают на выходные». Шнайдер докуривает, вылезает из машины и резко втаптывает окурок в еще теплый от солнца и колес асфальт. ЛАЖА. ЭТО КАКАЯ ТЕМПЕРАТУРА ДОЛЖНА БЫТЬ НОЧЬЮ, ЧТОБЫ В АСФАЛЬТ МОЖНО БЫЛО ВТОПТАТЬ ОКУРОК? «Я прогуляюсь, пожалуй». Я смотрю, как он уходит, расплывается в темноте, ЧТО-ТО У АВТОРА С РАСТЕКАНИЕМ И УПЛЫВАНИЕМ ПРОБЛЕМЫ. чтобы вновь обрисоваться АКИ ТРУП НА АСФАЛЬТЕ в кружке света от очередного фонаря, и каждый раз его фигура становится все меньше УСОХ?. Не сводя глаз с дороги, я машинально застегиваю брюки ОН ЖЕ ЕГО ПО ЖИВОТУ ГЛАДИЛ, НЭ? и принюхиваюсь к слабому запаху табака и его одеколона, который все еще чувствуется в машине. Затем завожу двигатель и медленно трогаюсь вслед за ним. СОТНЮ ЗАБРАТЬ ОБРАТНО? «Хелло. Есть планы на вечер?» Он подозрительно смотрит на открытое окно поравнявшийся с ним машины. С ЧЕГО БЫ ЭТО ОНА ТАКОЙ ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ? «Прекрасно. Залезай. Ничего, если я буду звать тебя Хейко?» КАК МНОГО МАЛЬЧИКОВ ХОРОШИХ, КАК МНОГО ЛАСКОВЫХ ИМЕН… Конец. А ЕБАТЬСЯ КОГДА? Я БЫ СОТНЮ ТОЧНО ЗАБРАЛ. ПРИЧЕМ, У УАВТОРА, В КАЧЕСТВЕ КОМПЕНСАЦИИ ЗА НАПРАСНО ПОДАННЫЕ НАДЕЖДЫ НА ЕБЛЮ. НУ, Я ИМЕЮ ВВИДУ ФИК.

DasTier: Ketzer СИЕ МУТНО-ПЛАТОНОВСКОЕ ВВЕДЕНИЕ, ПО ВСЕЙ ВИДИМОСТИ, ПРИЗВАНО ПРИДАТЬ НАЛЕТ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОСТИ ГРЯДУЩЕЙ ЕБЛЕ. ЖАЛЬ ТОЛЬКО, ЧТО 99 ПРОЦЕНТОВ ЧИТАЮЩИХ ЕГО ВСЕ РАВНО ПРОПУСТЯТ. раскусил, как есть раскусил. о, как я из-за этого в свое время страдала...

Ketzer: DasTier и как боролась?

Achenne: капс особенно доставляет :D

DasTier: Ketzer да никак утешала себя, что гения никогда не признают - при жизни.

Ketzer: Achenne ну лень мне было жирным выделять DasTier зато не зарастет к тебе народная тропа.



полная версия страницы