Форум » Тут что-то бессистемное » Вихри света » Ответить
Вихри света
DasTier: писано на geburtstag мбтилля, вывешивается с его позволения . рассказ, скажем так, специфичный... «Вихри света» Категория: Rammstein RPS Рейтинг: R Предупреждение: смерть персонажей Дисклеймер: бла-бла-бла ***
DasTier: Потоки песчаных равнин И глубокие колеи отлива Бегут кругообразно к востоку - Туда, где колонны леса, Туда, где стволы дамбы, Чей угол исхлестан вихрями света. - А. Рембо, Морской пейзаж Когда-то, как писали папарацци, моя жизнь была пиршеством. Женщины, которых многие сочли бы прекрасными, раскрывали мне свои сердца – по правде говоря, они кидали их мне под ноги вместе с другими частями тела, горящими желанием и сочащимися похотью. А я? Я топтал их. Получалась неплохая дорога к славе, мягкая, но скользкая и алая, как ковер на фестивале в Ницце. Да, было дело, я сажал Красоту на колени. Красота тянулась ко мне тонкими от диеты руками и вонзала наманикюренные пальчики мне в шею. Розовые ноготки осваивали рельеф морщин на моем лице, и искусно выщипанная бровь удивленно изгибалась от ущелий и впадин, минуту назад скрытых гримом, а теперь обнаруженных с помощью трех сантиметров клея и лака от Dior. Признаюсь, я часто оскорблял Красоту. Ей было не впервой, она лишь равнодушно пожимала плечами и уплывала в винные пары, покачивая декольте. И я снова был один, и проклинал колдуний, этих гадких сирен, напевавших мои песни в чаду танцпола отчаянно фальшивыми голосами, из-за чего мои стихи звучали как глупые гимны. А я подпрыгивал в такт, как дикий зверь, и не видел, как люди смеялись за моей спиной. Другие сбежали много лет назад. Я был последним из могикан, колоссом на ногах из бумаги – газетные вырезки и телевизионные программы, рецензии и старые чарты. Но меня одного было мало, и я старался стать многими; я клонировал себя, прятался за масками, подражал и копировал. Пять масок на пять дней недели, на шестой день я был собой, а в воскресенье – никем. Именно в ночь с субботы на воскресенье, два года после распада нашей группы, я решил дезертировать. *** Я ускользнул до рассвета. Мчась сквозь желтый свет фонарей туда, где восходящее солнце уже подсвечивало черную ленту шоссе, я смеялся над почтальоном, который постучит в мою дверь с охапкой рекламы и писем от фанатов, но не получит ответа. Я буду свободным и бездомным, как буря. Отныне я буду петь только для самого себя. Позже, за чашкой кофе в придорожном кафе, я признал, что погорячился насчет бездомности. Мне нужен был отпуск, возможно, бессрочный отпуск; я не думал о возвращении, но в то же время не хотел ехать по шоссе в никуда. В этот миг на распутье я закрыл глаза и прислушался: мембраны пространства сотрясались от потока машин, а где-то вдали глубокая колея вела вбок, прочь от шоссе, к морю. «Возьму ли я крылья зари и переселюсь к самому морю …» Флаке любил иногда повторять эту фразу. Я помнил ее из детской книги, прочитанной давно, очень давно, и хотя никогда не мог вспомнить названия, мне всегда нравилось, как она звучала. Я ринулся к машине с головокружением душевнобольного. Я мчался сквозь гребни пашен, мимо городов людей, по гладкой черной ленте, пахнущей бензином. Вначале меня сотрясала нервная дрожь, но позже спокойствие снизошло на меня: столица была уже в сотнях километров пути, возвращаться было бы нерационально. Спустя несколько часов в другом неизвестном кафе я долго умывался в туалете, словно надеясь, что смою ту маску, что приросла к моему лицу. Сквозь мыльные пузыри и брызги воды я узнавал себя заново, и грим, пот, грязь и годы спадали, как земляные валы. Я чувствовал себя легким, как капля эфира, пахнущая мылом Safeguard. Это и правда была безопасность. *** Как бы я ни выжимал педаль газа, ясно было, что мне не успеть добраться до места засветло. Меня это не смущало. За все годы я так и не выбрался навестить своих бывших коллег, но адрес заучил наизусть. Бывало, вечерами, когда я упорно не признавался сам себе, что все прочие занятия уже отчаянно надоели, я доставал дорожный атлас и с карандашом в руке прокладывал маршрут. Да, карта – это еще не территория, но на бумаге я уже знал каждый поворот, каждый дорожный знак. Оставалось просто развернуть теорию из удобного настольного формата в масштаб полноценной жизни. Дорога петляла от города к городу, а я думал о том, как замечательно летний закат сквозит по лесу, что проплывает справа, и какого удивительно фиолетового цвета становится купол неба чуть дальше, у кромки горизонта. А еще дальше, там, где земля обрывается к морю, в доме зажигают ранний огонь, такой одинокий и далекий, словно на краю света, и я иду к нему и все не могу дойти… Я едва успел притормозить, чтобы не проскочить съезд с шоссе. Машина еле ползла по незнакомой дороге. Я старался не думать о предстоящем – все равно не угадать, как меня встретят. Мои мысли становятся не очень интересными, когда я вспоминаю наше расставание. Нет, неверно. Они уходили по одному, и потому расставаний было много: достаточно, чтобы отрепетировать в деталях, как себя вести. Ко времени, когда ушел Шнайдер, я стал хорошим актером. Рвалась наша мускульная связь, а я ничего не чувствовал. Я представлял себя античным дискоболом, который долгое время удерживает снаряд у сердца, пока центробежная сила не возьмет свое; и вот диск улетает, как комета с огненным хвостом, и атлет замирает с пустыми руками. Я же не замер, ни на мгновение. Я остался один и стал искать себе дело, поближе к реальности, чтобы ее шершавая поверхность заполнила пустоту. Я продолжал походя создавать праздники, триумфы и драмы и даже получал за это деньги. Я казался естественным, потому что научился притворяться. Почти стемнело; с неба скатилась спелая звезда. Незаметно для себя я начал напевать – что-то бравурное из пионерских времен, - думая, между тем, кто именно окажется дома, когда я приеду. Пауль наверняка съехидничает по поводу меланхолии, которая вдруг увлекла меня вглубь лесов, - он гораздо начитаннее, чем кажется на первый взгляд, и может ввернуть цитату ко (или скорее, не ко) времени. Олли предложит прогуляться, а Шнайдер позаботится о пиве. Предположения вроде бы были правильными, но воспоминания поблекли, стерлись, и я уже ни в чем не был уверен. Я оставил машину у обочины и решил пройти оставшийся путь пешком. Не знаю почему, но вдруг вид моей городской одежды стал раздражать меня; мне было бы комфортнее, если бы ботинки покрылись слоем пыли, и я весь пропах не бензином и табаком, а сонной зеленью и йодистым прибрежным бризом. Странное дело: обычно с наступлением ночи я чувствовал себя бодрее и всегда полагал, что ум по-настоящему оживает и искрится только во мраке. Здесь же я чувствовал необоримую сонливость, словно близилось к завершению давно начатое дело. В окнах дома действительно горел свет. Лес кончился, и вокруг осталась только плоская равнина. Трава выгорела на солнце и хрустела под ногами. Я невольно старался ступать осторожнее, словно боялся, что обитатели дома раньше времени угадают мое приближение. По обе стороны от фасада раскинулся сад. Спереди росли лишь низкие кусты, подстриженные аккуратной рукой так, чтобы разжечь аппетит садовника в каждом госте и пригласить его заглянуть дальше по тропинке. Угасающие краски и переходы от оттенка к оттенку показались мне сентиментальными и прелестными. Каменный дом белел в сумерках, и я почти чувствовал тепло, которое солнце вложило в стены за день. Я толкнул калитку; было не заперто. Уже у двери я вдруг остановился, озаренный странной мыслью: я проехал столько километров, так и не зная толком, в чей дом я еду. Навряд ли мои бывшие коллеги поселились здесь все вместе – этакий приют для пенсионеров сцены. Я улыбнулся и вошел в сад; какая разница, кто меня встретит. Передо мной чернел проем открытой двери. Вот оно, подумал я: я достиг, я добрался. Следовало ли постучать? Да, безусловно. Со всей грустной ясностью я почувствовал, что за два года стал, должно быть, для здешних обитателей совершенно чужим. Пока темная глубина дома готовилась отозваться на мой стук, я оглянулся, еще не зная, что ищу, - и вот, чуть ниже к берегу, заметил нечеткую громаду. Маяк, ну конечно. Словно отвечая мне, на вершине башни вспыхнул свет, говоря, что день и вправду кончился. Я думал о бурях и птицах, которые насмерть разбиваются о стекла фонаря и падают на камни, покрытые пеной. -Тиль?! Флаке, в фартуке и перчатках, черным контуром обрисовался на фоне тускло освещенного коридора. - Да, это я. - Входи. Да входи же! Я вошел, чувствуя спиной порыв южного ветра, который подтолкнул меня через порог. А потом была кухня, и сигареты, и смятые газеты на столе, а тонкие пальцы Флаке, казалось, вылепливали из воздуха сначала кружки, потом полный кофейник и пепельницу. - Какими судьбами, Тиль? Я пожевал губу, обдумывая ответ и оглядывая кухню, чтобы потянуть время. Побеленные стены, медная сковорода на допотопной плите, оконная рама в частом деревянном переплете. На столе под газетами, как оказалось, рядком лежали клубни и луковицы неведомых растений. Флаке глядел на меня, не проявляя нетерпения. Его глаза были спокойными и веселыми, а длинные волосы цвета выцветшего льна были затянуты в конский хвост простой резинкой. Кажется, несмотря на перчатки, которые он снял только что, руки у него были в земле. Он ждал, пока я не рассмотрю все детали, и, похоже, старался скрыть насмешливую улыбку. - Что, думаешь, я изменился? - Есть немного. Не думал, что ты станешь садовником на старости лет. - Представь себе, у меня растут отличные розы. И лилии, - он добавил задумчиво. – Я покажу тебе завтра, сегодня уже слишком темно. Ты ведь останешься до завтра? - Еще не знаю. – Я почувствовал себя неловко, да что уж там – почти дураком. Надо было хотя бы позвонить… был ли телефон в этом оторванном от мира месте? – Все вышло почти случайно. - Так это же здорово… - Да, да, - я перебил его, забыв о вежливости. – Понимаешь, я вдруг почувствовал себя… Я подумал вдруг о своих читателях – бедолаги, ни на что не годные, ошалевшие от печатного слова, я все спрашивал себя: ах, вы дочитали досюда, и даже досюда? И отвращения не почувствовали? А мне-то в том что за радость? Их ничто не может пресытить, а я, я… - То читатели, а как же слушатели? - Слушатели ушли два года назад, Флаке. Он моргнул, и его чуткие пальцы слегка тронули коричневую шелуху луковиц. - Меня зовут Кристиан. Я замолчал, словно споткнувшись. Ну конечно, я знал это и без его напоминаний; и все равно, я чувствовал себя так, будто сморозил глупость, и мне было почти стыдно. - А помнишь, как я однажды объявил войну модальным глаголам? Все эти sollen и muessen. Йоссариан хренов… Флаке – Кристиан – не улыбнулся в ответ на мою неуклюжую попытку пригласить его посмеяться над стариком-хреновым-поэтом-Линдеманном. - Это вы забрали моих слушателей. - В то время ты был вполне счастлив, слушая сам себя, Тиль. Он что, обличал меня? Я с удивлением вгляделся в тонкие черты его лица. Постарел, о да. Они сбежали, дезертировали, однако время берет свое, его не обманешь, даже на природе. - Так вы…живете вместе? – После небольшой заминки я попытался сменить тему. - В общем-то, нет. Так, собираемся иногда. Кстати, именно я прислал тебе адрес – ты забыл? - Забыл, - покорно согласился я. - Пей кофе, Тиль. – Он наконец улыбнулся. Я глотал черную горечь из глиняной чашки, в то время как хозяин дома, чтобы не смущать гостя, вернулся к своим обыденным делам. Взяв из связки садовых инструментов в углу тяпку, он задумчиво пробовал край лезвия, прекрасно зная, что я исподтишка наблюдаю за ним. - А Рихард… тоже заходит? - Бывает. - Я пытался дозвониться ему недавно. - Ох. Он сменил телефон. Прекрасно. Кофе обжигало язык – и поделом, некоторые вопросы не следует задавать. Флаке (из вредности я продолжал называть его про себя старым прозвищем) не поднимал глаз от тяпки. - Одно время он хотел уехать, вернуться в город, к старой жизни. Мне стоило больших трудов уговорить его остаться. – Он посмотрел на меня с тем же странным выражением бесконечного спокойствия, которое так поразило меня в первый момент нашей встречи. – Теперь он не вылезает из сада. Думаю, вы увидитесь завтра. - Отлично. Я просто в восторге. – Неожиданно я не смог подавить зевок, и Флаке рассмеялся. - Пошли, я постелю тебе наверху. *** Что-то изменилось. Что-то было не так. Утренний свет преломлялся в кувшине с водой, и блики танцевали на потолке мансарды, а я лежал под белой простыней и чувствовал, что что-то было неправильно. В комнате было душно. Я не привык вставать так рано, но надо было открыть окно. Простыня прилипала к телу, в комнате пахло травой, землей и чем-то сладким, как преющая хвоя в лесу. Я босиком прошлепал к окну, распахнул раму и зажмурился: утреннее солнце сверкало на поверхности моря, темной и удивительно гладкой. Вчера я ожидал рокота волн, но с утра стоял полный штиль; только оконный крючок глухо стукнулся о подоконник, цепляя за растрескавшуюся краску. Рихард обязательно сообщил бы мне свой новый номер. Я сбросил простыню на пол и вытянулся на кровати, спрашивая себя, с чего бы я в этом так уверен. Тогда, два года назад, все было кончено, все сказано, и нечего было добавить. Позже мы встретились как-то в клубе, и я понял, что в Рихарде еще жили те же привычки, что и во мне. Мне хотелось пригласить его к себе, заставить остаться подольше, но он сбежал через час, словно испугавшись соблазна. Несмотря на открытое окно, в комнате было нечем дышать. Хотелось закурить, но после первой же затяжки я закашлялся до слез в глазах. Видно, не только Флаке постарел за это время; грустно было признаваться в этом самому себе, тем более что у него хотя бы луковицы прорастали. - Тиль? Ты встал? Снизу из кухни доносился стук тарелок. Новоявленный садовник Кристиан, ранняя пташка, уже суетился по хозяйству. Я вылез из кровати, втолкнул себя в брюки и, не заботясь о рубашке и утреннем умывании, вышел на лестницу. - Фл…Кристиан, а Рихард тоже теперь сажает цветы? - Иногда. Что ты будешь, кофе или чай? - Ничего. Позже. Покажи мне сад. Флаке замер над плитой. Он стоял спиной ко мне, и я видел, как напряглись нервы вдоль позвоночника под мятой клетчатой рубашкой. -Что, прямо сейчас? – Он подождал, затем отложил нож в сторону, прикрутил газ, кивнул. – Хорошо, пойдем. Снаружи, как я и надеялся, было чуть свежее. С моря тянуло легким ветерком, едва шевелившим тяжелые, лоснящиеся листья растений. - Осторожнее с компостом – и не говори потом, что тебя не предупреждали. - О господи, ты копаешься в навозе? - Приходится. – Несмотря на все изменения, такие смутные и все же такие навязчивые, улыбка у Флаке была все та же – тонкогубая и чуть смущенная. – Я отношусь к этому философски: представь, что это некая бездна, где переваривается все страшное и больное, а из грязи и ужаса вырастает прекрасный цветок. Я не хотел останавливаться рядом с рассадником свирепых микробов, тем более что ветерок усилился и вместо запаха моря пропитался теперь насыщенными парами органики. Это было слишком телесно, слишком…физиологично, и я невольно поежился, почувствовав себя вдруг обремененным своим телом. - А что за цветы выращивает Рихард? Тоже розы? - Нет, ему больше по вкусу тигровые лилии. Вот они. Куст был огромен. Роскошные, словно восковые цветы, под тонким бархатом просвечивали белесые жилки, похожие на вены. Мне захотелось потрогать их, прикоснуться к их холодной поверхности, укусить плотные, прихотливо изогнутые лепестки. - Осторожнее, они очень хрупкие. Цветы тоже чувствуют боль, знаешь ли. - Я никогда не сломаю то, что дорого Рихарду. - Неужели? Я обернулся, но лицо Флаке выражало лишь невинный интерес. Сегодня был нехороший день, день смутных подозрений, ничем не оправданных, выросших вдруг на пустом месте, и я почувствовал себя бессовестно обманутым. Я ехал сюда в поисках покоя, участия, поддержки, а оказалось, что прав был древний грек, утверждавший, что нельзя войти дважды в одну и ту же реку. - Есть одно важное условие, о котором часто забываю те, кто хочет что-либо вырастить, - Флаке задумчиво цедил слова, словно говорил сам с собой. – Чтобы получить достойные плоды, надо вложить всего себя, без остатка. Раствориться в своем создании. Стать с ним единым целым. Тогда ты перестанешь бояться, что кто-то вдруг украдет его у тебя. - Я пытался, - прошептал я, еще не зная, что имею в виду. - Как-то Рихард вернулся из города, он выглядел расстроенным и…каким-то потерянным. Знаешь, страшно, когда у человека такое лицо – как будто увидел призрака. Ты хочешь сделать что-то, как-то помочь, расспрашиваешь… Он сказал, что встретил тебя. Ты помнишь, Рихард когда-то увлекался кокаином? Я рассеянно кивнул, уже понимая, куда он клонит, но все еще стараясь сохранить невинный вид. - Трудно отвыкнуть от наркотика, практически невозможно, если он по-прежнему у тебя перед глазами. Вечный соблазн, и одному тебе не справиться. Рихард бы не справился. И нам пришлось ему помочь. – Флаке улыбнулся и нежно погладил длинный стебель, увенчанный короной цветка. – Мы заставили его пообещать, что он больше не поедет в город, не будет испытывать себя. - И что, он держит слово? - Навсегда. Теперь он весь в этих цветах, он – эти лилии, а не смог и вечные крики и шум, без которых ты не можешь жить. Я не знал, что на это ответить, да мне и не хотелось отвечать Флаке. Мне хотелось сказать что-то этим цветам, тяжело клонившимся под собственным весом, но ведь это полная глупость – говорить с цветами. Я не какой-то там Франциск Ассизский, чтобы беседовать с растениями и тварями божьими. - Я…я наверно поеду. Путь неблизкий, до вечера я… - Ты уверен? – Голос Флаке показался мне вкрадчивым и грустным. – Уверен, что не хочешь остаться? - Мне нечего здесь делать. Через неделю ты сам будешь не рад мне. - Как хочешь. Где ты оставил машину? - Там, у леса. - Это хорошо – прогуляешься и, может, передумаешь? - Вот это вряд ли. Пальцы Флаке дрожали - словно усики насекомого, подумалось мне с внезапной неприязнью. Кто он такой, чтобы обвинять меня? Он сбежал, струсил, сдался… Предал. - Пойду оденусь. – Я направился к дому. Флаке шел следом, неторопливо, на несколько шагов позади. Проходя через кухню, я видел, как его силуэт отразился в начищенных до блеска медных боках кастрюль. В углу звякнул металл – он взял что-то из садового инструмента. Какая тоска, какая обыденность, какая… дикость? - Мне очень жаль, Тиль. *** А вечером они сидели за столом, сытые и спокойные, как одна большая семья. За окном, у берега, свет маяка прорезал темноту ярким и непоколебимо прямым лучом. - Поставить маяк прямо у рифов – что за ирония, - заметил Шнайдер, не обращаясь ни к кому конкретно. - Зато светит красиво, - Пауль с довольным видом отодвинул от себя пустую тарелку. – А все-таки зря ты, Кристиан, воткнул лилию в эту новую кучу компоста. Слишком цинично, знаешь ли. - С символами всегда так. – Флаке направился к раковине и, прежде чем открыть кран, с улыбкой прислушался: Оливер, молчаливый за столом, стоял у открытого окна и напевал вполголоса. Вот он покоен, искавший покой - Моряк возвратился с моря домой, И охотник вернулся с холмов. - Замечательные слова, - одобрил Кристиан и принялся мыть тарелки.
Achenne: это странно читать, вроде бы довольно страшновастенький сюжет, но ощущение скорее мягкой грусти и меланхолии, такой теплой и приятной... пугающе приятной на самом деле, то, что никогда не получается у меня - описать что-то страшное без надрыва... а обыденность эта, она страшнее. а еще очень цепляют детали. все - на своем месте.
Diana: Нехорошие подозрения появились сразу, как только Флаке впервые взялся за тяпку. Вы это так специально, да? Похоже на кинотриллер - уже знаешь как, кого, где, чуть сомневаешься только, кто, но надо же увидеть сам процесс! И продолжаешь смотреть. Но перед самыми цветами уже и не страшно совсем, наоборот, покойно так и тепло... Можно даже сказать - оптимистично. Хороший рассказ. Да, если уж на то пошло, не подойдут Тиллю лилии, да и розы тоже. Тогда уж шиповник или пионы... Хотя тоже не то. P.S. Франциск Ассизский действительно беседовал с растениями?
Meister Faust: что-то я не совсем поняла.. в дисклеймере написано: смерть персонажей, а в тексте все живы-здоровы... Или имелось в виду, что они умерли для остальной жизни, смысл их существования только в выращивании цветов? и подоплека очень интересная... Все-таки Тилль с Рихардом того-этого -не того... Хотя мне казалось, что в подобной ситуации, уйти от обычной жизни в «цветочную» будет легче Тиллю, чем Рихарду... а вот автор счел наоборот. И, наконец, привычный мне список вопросов по тексту И почему Тилль разговаривает именно с Флакой? Почему распалась группа? Почему Рихард выращивает именно тигровые лилии, а не, к примеру, розы? А Тиллю вполне подойдет, наверное, хризантема или гвоздика... Если климат позволит..
mbtill: «Все-таки Тилль с Рихардом того-этого -не того...» - эх, вот это красиво сформулировано, это я упру, пожалуйста, а?:))
Schwarze Traum: что я могу сказать? потрясающий рассказ,идеально прописанные детали.Все продумано донельзя))
DasTier: Meister Faust кхе-кхе... а где в тексте фигурирует здоровый Рихард? и в конце, где они сидят, «как семья», где Рихард и тот же Тиль? ага, нету их. зато есть яма со свежим компостом и буйно цветущие лилии хотя про «умерли для остальной жизни» - да, мирской, как в монастыре...пожалуй. и да, Рихард и Тиль и вправду «того-этого», потому и говорится про соблазн Meister Faust пишет: цитатаИ почему Тилль разговаривает именно с Флакой? стереотип? Флаке мне представляется наиболее домашним и склонным к систематизации, порядку: как договорились, так и будет, без компромиссов. Meister Faust пишет: цитатаПочему распалась группа? конкретная причина не так уж важна, результат был бы тот же. скорее всего, причина была какая-нибудь ненавязчивая..усталость, возраст, исчерпанность тем для творчества и т.д. Achenne,Diana,Schwarze Traum - спасибо за отзывы! честно говоря, не думала, какой именно цветок вырастет из Тиля...лопух? и Франциск действительно беседовал со всем, кроме людей.
mbtill: DasTier пишет: цитата честно говоря, не думала, какой именно цветок вырастет из Тиля никакой! так и останется кучей дерьма. Не портьте символы, пожалуйста!
DasTier: mbtill вот! потому и не стала ничего выдумывать. и лилия на куче тоже быстро завянет, несмотря на удобрения
draw: DasTier блин, ну вот - и отзыв мой тоже опередили. Там бвполне понятно, что Тиль и Риха - того. Только вот мотивация Кристиана не вполне ясна. Дас ист шиза, что ля? Да и про развал группы теперь и не напишешь. Блин, а такая идея есть(((((Конечно, там не про цветы. Но всё равно «а, это уже было»
DasTier: draw глупости, если так думать, то в литературе все уже было - и не раз. вот ты как раз и сфокусируйся, почему эта самая группа могла развалиться. и, наверно, у тебя последствия распада тоже другие будут? п.с. да, это была, если сильно упрощать, шиза. шиза обыденности, пенсии, вечного отпуска.
NIN: Тоже были сначала какие-то вопросы, но их уже задали до меня, и ответы уже есть... Замечательно... Правда. Оригинально, не «в лоб», и жут-ко-ва-то...
mbtill: DasTier пишет: цитата и лилия на куче тоже быстро завянет, несмотря на удобрения нееет, лилия пусть живет, хоть цветок и препоганый... А Тиль...то есть, компост, он же перегнивает и меняется, перестает выделять много тепла, избавляется от лишней органики (напряг мбт свои садоводческие способности)...так что Тиль подстроится.
Stasy: Да уж, рассказ действительно специфичный. Пока читала, уж и забыла про смерть персонажей. А в конце - так... Ну, в общем, мне понравилось. Спасибо за рассказ)))
Achenne: а еще, можете говорить, что я как в том анекдоте - везде одно вижу, но эти цветы на могилах... напомнили черные маки и полынь из ЧКА там тоже всякая растительность на местах захоронения понавылазила... правда, самостоятельно.
Diana: Извините за оффтопик, но откуда это - про Франциска? Я слышала, что он говорил и даже что-то указывал тварям Божьим, но думала, что речь идет о животных. цитатаникакой! так и останется кучей дерьма ПАРДОН! Но кучей этого самого он был или казался при жизни. Для того ли его избавили от тела и... хм, себя? Флаке доведет дело до конца, он отличный садовник, а для Тилля с Рихардом должен стать просто волшебником! Хотела с самого начала сказать про репейник, но он же не садовое растение, хоть, зараза, и пытается упорно им стать.
Meister Faust: mbtill пишет: цитата«Все-таки Тилль с Рихардом того-этого -не того...» - эх, вот это красиво сформулировано, это я упру, пожалуйста, а?:)) Только тебе, по блату, разрешаю упереть DasTier пишет: цитатаMeister Faust пишет: цитата Почему распалась группа? конкретная причина не так уж важна, результат был бы тот же. скорее всего, причина была какая-нибудь ненавязчивая..усталость, возраст, исчерпанность тем для творчества и т.д. Минуточку... Флаке говорил, что, DasTier пишет: цитата- То читатели, а как же слушатели? - Слушатели ушли два года назад, Флаке. - Это вы забрали моих слушателей. - В то время ты был вполне счастлив, слушая сам себя, Тиль. Он что, обличал меня? Я с удивлением вгляделся в тонкие черты его лица. Постарел, о да. Они сбежали, дезертировали, однако время берет свое, его не обманешь, даже на природе. Несущественно, конечно... не о том речь, так сказать, но все-таки...
draw: Тира, ну, вообще-то да. Но тема-то всё та же. Терпеть не могу не быть оригинальным. Да и по логике тот рассказ будет как бы последним, точкой в моём сериале. Если что-то напишу, то надо будет впихивать как бы ДО, а уже не интересно ,как там у них отношения будут развиваться - поскольку финал известен
DasTier: Diana пишет: цитатаФлаке доведет дело до конца, он отличный садовник, а для Тилля с Рихардом должен стать просто волшебником! ...и будет охаживать новое растение, и следить, чтобы его ветви нежно переплетались, и слэшеры будут устраивать паломничество на могилу двух влюбленных или другой финал: из Тиля что-то таки вырастет, притом что-то такое буйное, и полностью задавит бедные Рихардовы лилии. Meister Faust вообще-то в данном месте имелся в виду Тилевский сборник стихов. да, это его личное, но прошло-то оно на публику только благодаря тому, что автор - солист Раммштайна. не стало группы - не стало и Тиля-поэта в глазах масс. draw - а все-таки, напиши. мне вот в последнее время как раз интереснее читать про варианты такой afterlife после распада группы...или пусть не после окончательного распада, но чтобы был контраст между изображением героя как части Рамм. и как самостоятельной личности.
mbtill: DasTier пишет: цитата из Тиля что-то таки вырастет, притом что-то такое буйное, и полностью задавит бедные Рихардовы лилии. (возмущенно) блин, не лапайте хрустальную мечту! я сам залапаю:)) Не задавит, а будет стелиться под его ногами...тьфу, корнями. Ну, одно и то же в данном случае. Корни одеть в Гриндерсы. Высокие.
полная версия страницы